О чем они толковали, я так и не смогла понять, но в конце концов пошла речь о каких-то спектаклях в Театре Маяковского, потом она спросила: "А как же кинопробы? Я думала, что меня - на кинопробы..." Туманский прогудел что-то насчет того, что все будет в свое время. Что-то там будет решаться, голоса примолкли, а когда я вышла из-за стеллажей, Туманский шевелил кочергой в камине угли и задумчиво смотрел в багровое чрево топки.
Я не успела ничего спросить, потому что в кабинет вернулась коротышка.
- Послушайте, Элга Карловна! - сердито сказал он. - Ну нельзя же так бездарно... Зачем вы выволокли эту уцененную Офелию?
- Она превосходная актриса, - сухо сказала та. - И я исходила из необходимых параметров, Симон!
- Вот именно, актриса! - фыркнул он. - Ничего естественного...
- Вы не правы, Симон, - четко и невозмутимо ответила та. - Ей же не Шекспира играть! Всего лишь на некоторое время предъявить себя. Я проработала одиннадцать кандидаток. Эта - лучшая. Самый близкий вариант.
- Ну и что нам потом делать? С этим... "вариантом"? Куда его девать?
- Это ваши проблемы, Симон, - твердо заявила она.
- У нас все проблемы - наши! - рыкнул он. И сильно потер лицо ладонями. - О, господи, кажется, я схожу с ума...
- Последние дни мы все немножечко сумасшедшие. - Она двинула к бару и налила себе какой-то выпивки.
Я кашлянула в кулак и сказала:
- Господа хорошие... У меня там ребеночек некормленый. И вообще, я могу слинять?
- Вот... Вот... она! - ткнул в меня пальцем он. - Вы ее видели, Лиза! Вы сразу поняли, что она - актриса? Или не очень...
- Конечно. Почти сразу. А вы что, ее в кино снимаете? Пробы и все такое?
Туманский долго меня разглядывал. Так на меня он еще не смотрел. Это был тот же взгляд - покупателя в супермаркете. И мне это страшно не понравилось.
- О, черт! - вдруг пробормотал он. - Как же я раньше этого не замечал... А почему бы и нет? Элга Карловна, взгляните на это существо! Вы ничего не видите? Лицо! Лицо! Что скажете?
- Не безумствуйте, Симон... - Она даже своей огненно-рыжей гривки не подняла, посасывая из стакана и болезненно морщась. - Я же не имею вашей убежденной уверенности!
- А я имею! - снова рыкнул он с какой-то странной веселостью. - Хватит лакать! Да проснитесь же вы!
Он неожиданно ухватил меня за плечо, развернул и втолкнул в кресло. Снял с настольной лампы зеленый абажур, и я зажмурилась от ослепляющего света.
Коротышка приблизилась. Я сидела, а она стояла, но наши головы были вровень, и я впервые заметила соблазнительную родинку, которая, как "мушка", сидела в уголке близ сочных губ и словно подчеркивала фарфоровую белизну ее личика. Темно-янтарные большие глаза ее были тоскливыми, белки были чуть окрашены краснотой, и ясно было, что она недавно сильно плакала. Во всяком случае, под глазами были заметные припухлости, а задорно вздернутый носишко запудрен слишком сильно.