— Господин Теодор? — прошептала Элеонора, однако вместо ответа промолчала, уставившись во тьму.
Они с Симеоном создали собственную теорию. Согласно ей человечество делилось не на турок, христиан, армян и византийцев, а на людей религиозных и людей по-настоящему человечных. По-настоящему человечные не обязательно были религиозными, а религиозные не обязательно были человечными. Первая часть теории объясняла характер Теодора: вежливый, храбрый и, по правде говоря, абсолютно равнодушный к официальной церковной религии, а еще более равнодушен он был к предводителям так называемой «Армии Господа». Кроме того, Элеонора догадывалась, что он любит ее, и если только ей удастся вырваться из этого кровавого хаоса, то она обязательно подумает об этом, а также разберется со своими чувствами к нему. Она глубоко вздохнула. Ей действительно надо очистить разум и душу! Ибо так много всего произошло после разгрома Хебоги! Она повернулась к Симеону.
— Ты готов?
— Мы остановились на великой победе под Антиохией, — пробормотал писец.
— Ах да, — вспомнила Элеонора.
Насколько турки были подавлены своим полным разгромом под Антиохией, настолько же франки были воодушевлены своей чудесной победой. Единственным объяснением ее было присутствие священного копья, которое привлекло на сторону франков святого Георгия и все силы небесные. Распевались гимны и хвалебные песни, скандировались боевые псалмы, а в знак благодарности служились бесконечные велеречивые мессы. Хебога со всей его могучей армией был повержен, словно фараон, низвергнутый в своей колеснице в Красное море. Время голода сменилось временем изобилия. Были собраны горы награбленного, захвачены сотни коней, пополнены запасы продовольствия. Лагерь Хебоги был опустошен самым нещадным образом, подобно винограднику, уничтоженному налетом саранчи. Добившись ошеломляющего успеха, «Армия Господа» с триумфом вернулась в Антиохию. Командир цитадели сдал ее графу Раймунду, который был слишком болен, чтобы принять участие в битве, но достаточно здоров, чтобы быстро водрузить над цитаделью свое знамя. Однако командир турецкого гарнизона незамедлительно отправил его знамя обратно и принял знамя Боэмунда. После этого он принял христианство, по крайней мере — для отвода глаз.
Но победа франков под Антиохией углубила также внутренние противоречия. Соперничество между Боэмундом и графом Раймундом усилилось. Боэмунд считал себя победителем Хебоги, однако граф Раймунд, которому было вручено священное копье, превозносил себя как истинного творца разгрома атабека. Боэмунд же прилюдно заявил, что и куска конского навоза не даст за какие-то там знамения вроде святых копий и прочей ерунды. Хебогу сокрушили его рыцари! Боэмунд захватил цитадель и другие укрепления, а граф Раймунд оккупировал дворец правителя города, и — что было очень важно — занял Мостовые ворота, господствовавшие над дорогой к порту Святого Симеона в частности и к морю вообще. Никто из них не собирался уступать друг другу ни дюйма.