Элеонора ютилась в своем потрепанном шатре с распухшим языком и растрескавшимися губами. Симеон передавал ей слухи о том, что в «Армии Господа» нарастает отчаяние. При этом он настаивал, чтобы Элеонора продолжала свою летопись. Но Элеонора была слишком истощена, чтобы чем-то заниматься, и просто лежала на спине, прикрыв одной рукой лоб и неподвижно глядя на грязную крышу из козьих шкур. Сто тысяч франков вышли в крестовый поход, менее двадцати тысяч из них дошли до этой ужасной долины перед мрачными неприступными стенами Иерусалима. Элеоноре почему-то вспомнилась их первая потеря — староста Роберт. Интересно, что с ним случилось на самом деле? А Магус и федаины? Будут ли они сметены с лица земли порывом Господнего гнева, или же им суждено страдать от голода и жажды, видя прямо перед собой Священный Город? А может, их прижмут к стенам города и изрубят на куски всадники той огромной египетской армии, которая идет на помощь осажденным?
— Прекрасная новость, — молвил запыленный Теодор, входя в шатер и отмахиваясь от тучи черных мух, норовивших сесть ему на лицо.
Присев возле постели Элеоноры, он улыбнулся. Она ответила улыбкой. Какая бы опасность им ни угрожала, а Теодор всегда опрятен, красив и в хорошем настроении! Но, с другой стороны, это обстоятельство вселяло в Элеонору дополнительный страх. Она очень переживала за грека и стала бояться каждой новости об очередной стычке, вылазке или засаде. А вдруг Теодора ранят или, Боже упаси, убьют? А когда эти неприступные стены подвергнутся штурму, то выживет ли он в этом страшном кровопролитном сражении? Если Теодору суждено умереть, то лучше она умрет вместе с ним.
— Я принес хорошую весть, — повторил он.
Элеонора извинилась и приподнялась в постели. Теодор слегка наклонил набок голову, прислушиваясь к радостным крикам, зазвеневшим в лагере.
— Эта добрая весть — объяснил он, — заключается в следующем. В разрушенный порт Яффа зашли двадцать генуэзских галер и попросили «Армию Господа» о помощи. Конечно же, наши предводители пришли в восторг. Флот обеспечит их древесиной, а может быть, даже продовольствием и водой. К побережью были отправлены два отряда рыцарей и лучников под командованием Раймунда Пиле. Кавалерия противника атаковала их. Но Пиле и его воины отразили эту атаку и въехали в порт Яффа, везя с собой на седлах щиты и накидки поверженных врагов. Генуэзские моряки радостно приветствовали наших воинов. Несколько дней они курсировали вдоль побережья, разыскивая «Армию Господа». Раймунд рассказал им о лишениях, которые мы претерпеваем, и моряки немедленно организовали угощение из хлеба, вина и жареной рыбы. Франки и генуэзцы сели вместе в зале без крыши в замке Яффы, освещенном фонарями, кострами и свечами. Наполнялись и опустошались блюда и бокалы. Даже смотровых с кораблей — и тех пригласили, чтобы им досталась их доля яств. — Теодор пожал плечами. — Они слишком увлеклись пиршеством. Египетский флот, находившийся далеко в море, заметил огонь фонарей и костров, освещавших замок, и, неслышно подкравшись поближе, заблокировал вход в бухту. Когда забрезжил рассвет, генуэзцы поспешили к своим кораблям, однако увидели, что дать бой нет никакой возможности. Все, что можно было сделать, — это снести с галер на берег столько оружия и припасов, сколько они в состоянии были захватить. Именно в этом, — пояснил Теодор, кивнув головой в сторону лагеря, — и заключается хорошая новость.