Генри замешкался, но полицейские вывели его в сени и в его присутствии начали разглядывать башмаки, один за одним. Переворачивают и смотрят на подошвы.
— Скорее всего, этот. — Первый поднял сапог. — Как ты думаешь?
Первый кивнул.
Второй принес сапог в кухню, поставил перед собой на стол и внимательно посмотрел на Генри:
— А горючие вещества у вас дома есть, Форс?
— Горючие вещества?
— Скажем, керосин.
— Наверное, есть…
— В бидоне?
Вендела вдруг вспомнила — вчера она обратила внимание, как огонь змейкой бежал по земле вокруг коровника, точно знал, куда ему надо.
— В кувшине, — тихо говорит Генри. — Где — не помню, но с полкувшина должно остаться.
Полицейские дружно кивают.
— Тебе все ясно?
— Еще бы!
Наступает тишина. Но тут Генри выпрямляется и говорит одно слово:
— Нет.
Полицейские с удивлением смотрят на отца.
— Ничего не ясно. Я никакого отношения к пожару не имею. Если там и был керосин, это не значит, что его налил я. Я весь вечер был дома, пока пожар не начался. Это может подтвердить дочь.
Полицейские внимательно смотрят на Венделу. Она чувствует, как по спине катится холодный пот.
— Конечно могу, — врет она. — Папа был дома… он спит в соседней комнате, и я всегда слышу, если он выходит.
Генри кивком показывает на стол:
— И этот сапог — не мой.
— А чей же еще сапог может стоять у вас в сенях? Довольно странно…
Генри несколько секунд молчит, потом встает и идет к лестнице.
— Пошли, — говорит он. — Я вам кое-что покажу.
Герлофу для его корабликов нужны были пустые бутылки, поэтому он каждый вечер за ужином выпивал бокал вина. Но у него никак не хватало решимости взяться за постройку брига — кусок красного дерева, подаренный ему Йоном, так и лежал нетронутым с самой Пасхи.
Время проходило незаметно — поспал, поел, посидел на солнышке… И конечно, дневники.
Он читал записи покойной жены, медленно, не больше странички за раз, и долго думал над прочитанным.
Сегодня у нас 18 сентября 1957 года.
Мне стыдно, что я ленюсь писать, но сегодня дала себя слово написать — и вот, пишу. Уж очень много случилось за это время. Были на похоронах Оскара Свенссона в Кальмаре, потом у меня был день рождения. Сорок два года.
А в воскресенье была конфирмация моего племянника Биргера в Йердлёсе. Все было очень торжественно, и пастор Эк задавал Биргеру вопросы — по-моему, очень трудные.
Герлоф вчера уехал поездом в гавань, а сегодня утром они должны уйти в Стокгольм. Девчонки поехали на велосипедах в Лонгвик, так что я одна — ну и хорошо. Одной тоже иногда неплохо побыть.
Сегодня пасмурно, и ветер очень крепкий — уже начинаются осенние ветра. Я знаю, Герлоф хорошо управляется со своей баржой в любую погоду, но все равно, дай Бог ему спокойного плавания. Еще почти два месяца до конца навигации.