Я повернулась и убежала. Иду домой и думаю: оказывается, Генри-то знал, как его зовут, озорника-то моего.
Слышала я, что у Генри сын слабоумный, даже амбар у них там спалил, в последнее время много об этом судачили.
Пришла домой, цепочку в руке сжимаю и плачу — что ж я, дура старая, не помогла как-то мальчонке?
А потом вытерла слезы и домой пошла — дожидаться девочек. А потом и Герлоф вернется.
Рассказывать им ничего не стану. Это их дела, Генри и его несчастного сына. И так наделала глупостей. Зачем я брала у него эти цацки? Они же не мои, и никогда моими не станут.
На этом дневник Эллы кончался. Она исписала тетрадь до последней страницы, совсем немного осталось, несколько строчек. Герлоф опустил тетрадь. Ему было стыдно.
Он попытался вспомнить, что же было в тот раз, когда он, дождавшись конца шторма, вернулся домой. Заметил ли он что-то необычное? Нет. Элла никогда особенно не посвящала его в деревенские новости, да он особенно и не спрашивал. Голова была занята очередным рейсом в Стокгольм.
Значит, ее «бесенок» подрался с Генри Форсом. Конечно, это и был его сын. Герлоф никогда его не видел, но сплетни слышал — что у Генри есть слабоумный сын и отец свалил на сына пожар на хуторе. Оговорил, скорее всего.
Что-то они не поделили в тот вечер. И все, мальчик исчез бесследно, а Генри так никогда в себя и не пришел.
И во всем виноват он, Герлоф.
Пер сидел дома и смотрел, как садится солнце. До операции оставалось около полутора суток.
Он пытался достроить лестницу, но у него не хватило сил затащить наверх каменные блоки для верхних ступеней. Йеспер тоже, наверное, пытался, но и у Пера не получилось. Он поднял два блока, а третий не удержал — камень покатился вниз, упал в щебенку и поднял тучу белой пыли.
Пер плюнул, пошел в гостиную и уселся в кресло. Он очень устал.
Тридцать шесть часов — это две тысячи сто шестьдесят минут, подсчитал он. Чем их занять? На пробежку сил у него не было.
Включил телевизор — шла какая-то детская передача, он посмотрел минуты три и выключил.
Тишина… Солнце зашло, и по углам начали расти ночные тени.
Внезапно в кухне зазвонил телефон. Пер вздрогнул.
Плохие новости? Он почему-то был в этом уверен, но все равно взял трубку.
— Пер Мернер?
Мужской голос.
— Да, это я.
Голос незнакомый.
— Нина сказала, что вы хотите со мной поговорить. Я владелец «Мулен Нуар».
Пер вспомнил записку, которая стоила ему двести крон.
— Да-да… — Он лихорадочно пытался собраться с мыслями. — Хорошо… хорошо, что вы позвонили. Я просто хотел спросить кое-что о моем отце, Джерри Морнере.