Вот они сидят ночью на веранде, нависающей над каменоломней… как будто над кратером погасшего вулкана. Она опять прикрыла глаза.
Из задумчивости ее вывел высокий мужской голос:
— А кто-то из присутствующих знает хоть что-нибудь о Северном Эланде? Кто-нибудь был здесь хоть раз?
Опять этот юный правдолюбец, Курдин. Он обвел затуманенным взглядом присутствующих. Вендела решила, что, несмотря на вызывающий тон, ничего плохого он в виду не имеет. Простое любопытство.
— Вендела местная, — коротко бросил Макс.
Странно — после этого замечания разговор смолк. Все уставились на Венделу. Ей оставалось только кивнуть.
— Я провела здесь все детство, — сказала она негромко.
— Здесь, в деревне? — спросила Мари Курдин.
— Немного к северо-востоку… у нас там был хутор.
— Звучит очень мило… Настоящий хутор? С коровами, гусями и кошками?
— Только куры… и несколько коров. Я их пасла.
— Как мило, — повторила Мари Курдин. — Нынешним детям тоже неплохо бы повозиться со скотиной в деревне.
Вендела кивнула. Ей не хотелось вспоминать трех Роз — Розу, Розу и Розу. Вдруг ее охватила невыносимая тоска.
Роза, Роза и Роза давно умерли. Умерли все, кого она знала здесь, на острове.
Она сделала большой глоток вина.
Наискосок от нее сидел Герлоф и улыбался. Ему, очевидно, все нравилось. Вендела наклонилась к нему и тихо сказала:
— Мой отец был каменотесом, его звали Генри. Вам о чем-нибудь говорит это имя, Герлоф?
Он посмотрел на нее дружелюбно-вопросительно — скорее всего, не расслышал вопроса.
Она повысила голос:
— Вы знали Генри Форса, Герлоф?
Теперь он услышал, и улыбка исчезла с его лица.
— Генри Форса… конечно, знал. Как не знать… Он из последних был. Шлифовальщик высшего разряда. Он вам родственник?
— Отец.
Герлоф опустил голову и сразу помрачнел:
— Вот как… очень сожалею…
Вендела прекрасно поняла, о чем он говорит, и тоже опустила глаза:
— Это было так давно…
— Помню, он на велосипеде приезжал… И пел так, что на весь альвар было слышно.
Вендела кивнула:
— Он и дома пел.
— Генри ведь овдовел очень рано. Или как?
— Мама умерла вскоре после моего рождения. Я ее не помню… а отец тосковал по ней всю жизнь.
— А вы сами-то были в каменоломне?
— Только однажды. Папа сказал, там опасно. А еще он сказал, что женщинам и детям в каменоломне делать нечего: это приносит несчастье.
— Они все были суеверными, это уж точно, — сказал Герлоф. — Видели на камнях какие-то знаки, верили в троллей, в привидения… Особенно тролли им досаждали. Воровали молотки и кувалды… ну тут-то ясно: всегда легче подумать на тролля, чем на коллегу.
— Неужели они воровали друг у друга?