«Удачи вам» — эти слова, похоже, не означали окончательного отказа. Стивен никогда не изучал семантики, он и слова-то такого не слышал, но письмо Эйвери оказалось отличным введением в материал. Миссис О'Лири осталась бы довольна его логикой.
Стивен, хоть и жил в Сомерсете, неотесанной деревенщиной вовсе не был. У него имелся диск Эминема, и он посмотрел целую кучу нашпигованных убийствами голливудских боевиков. Полагаясь на опыт этих странных людей из странного мира, Стивен сделал вывод: окончательный отказ должен звучать по-другому. «Больше мне не пиши, ублюдок» или «Отвали», что-нибудь в этом роде. Что такое ирония, Стивен тоже не знал, но что-то в этом листке заставляло почувствовать — эти два слова означали вовсе не то, что призваны означать.
На третий день Стивен решил, что «Удачи вам» переводится как «Ты смелый парень». На пятый — «Я восхищен твоей попыткой добыть информацию». На седьмой — «Попробуй еще раз».
Весна взяла отгул, и Барнстепль, залитый дождем, превратился в хаос, с каким не справился бы даже самый умелый градостроитель.
Порывистый ветер швырял пригоршни воды прохожим в лицо, широкая грязно-бурая река казалась нагромождением волн. Даже магазины на главной улице словно попали в осаду, съежившись в своих обветшалых викторианских фасадах. На пороге «Маркса и Спенсера», временно приютившего полосатые новинки сезона, одноногий пьянчужка выкрикивал: «Кому сраный „Большой выпуск“![5]»
С висячих клумб капало на мокрых и без того покупателей, лепестки примул и зимних анютиных глазок жались к листьям или отрывались под собственной тяжестью.
Стивен понимал, каково им. Ветер прибивал ко лбу челку и забирался под воротник. Бабушка не одобряла бейсболок, а носить смехотворную желтую, похожую на зюйдвестку шляпу — как у Дэйви — Стивен отказывался. Он пытался втиснуться под зонтик Летти так, чтобы это не очень бросалось в глаза.
На самой бабушке был прозрачный синтетический шарф, завязанный под подбородком. Как правило, человек успевает надеть подобные вещи пару раз — потом они рвутся или теряются. Бабушка носила шарфик с тех пор, как Стивен себя помнил, — а может, и дольше. Он знал, что по возвращении она аккуратно просушит тряпицу, разложив на батарее, а потом свернет в рулончик, как сворачивают ленты, и перевяжет эластичной тесьмой, чтобы не болтался в сумке.
Когда последние кроссовки Стивена, отслужив свое, отправились в мусорный контейнер, бабушка очень жалела, что не успела вынуть «вполне еще годные» шнурки.
Летти порылась в сумочке, вытащила список и принялась хмуро изучать его. Мимо, толкаясь, сновали люди.