– С отцовским тоже играть любит, – сообщил Вадим.
– Слушай, а флюгер, что над вашим домом, кто сделал? – спросил у него Елисей.
– Я. В кружке моделирования научился. Нравится?
– Нравится, – кивнул Твердов.
Ему и в самом деле понравился флюгер в виде реалистичной копии истребителя И-16, детища знаменитого Поликарпова – ученика самого Сикорского. Однако расцветка у самолёта была не совсем знакомая, в небе Испании он привык наблюдать совершенно другую. И эмблемы были простые: чёрно-злато-белый триколор, как в строевых полках. В Испании русские лётчики всё больше предпочитали эмблемы популярные в Мировую Войну и Гражданскую: мёртвые головы либо древние коловраты.
– Хорошая детализация, – похвалил Елисей. – Только вот лопастей зачем аж шесть?
– Это ж ветряк! – расцвёл Вадим. – Как же он на ветру вертеться будет с двумя-то?
– Да, и правда… Лётчиком, наверное, хочешь стать?
– Да нет.
– А кем? Как отец, в пехоту? Или невоенным?
– Хочу в Питер поступить. В радиотехническое.
– Но там же флотское училище, если не ошибаюсь.
– Ну, да, флотское. В июле экзамены. Готовлюсь уже.
Ответить Твердов не успел. Скрипнула калитка и во двор вошёл Иринин отец.
– Папа! – Николка в припрыжку побежал встречать его, по-прежнему держа в руках пистолет.
У Елисея возникло чувство дежа вю. Обладая хорошей памятью на лица, он мгновенно узнал вошедшего генерала. Казалось бы, уже сколько времени прошло с той поездки из Казани в Москву, а поди ж ты. Между тем, и Иринин отец узнал Елисея. Он подхватил на руки сына и, аккуратно отобрав пистолет, подошёл к покинувшим навес Вадиму и Твердову.
– А у моего папы меч длиннее! – похвастал Николка, сидя у отца на руках.
Елисей улыбнулся и крепко пожал протянутую руку.
– Вот оно как, – сказал генерал. – Как повернулось-то, значит. Воистину ваш брат-гренадёр следует заветам Суворова.
– Как снег на голову? – уточнил Твердов, беря возвращаемый ТТ.
– Именно.
– Так вы знакомы? – удивился Вадим.
– Да, как видишь, – отец опустил на траву Николку и поинтересовался: – А где это наши сорванцы носятся?
– Сказали, в "пекаря"* играть пошли. Скоро вернутся.
– А уроки они, гулёны, сделали?
– Какие уроки, пап? – наполовину удивился, наполовину возмутился Вадим. – У Лаврухи каникулы уже, а у Лёшки экзамен последний.
– Вот как? Однако время летит… Ну, что, Елисей, идём в дом?
– Идём, Григорий Александрович.
И будто услышав их, на крыльцо вышла Ирина.
– Ужин накрыт. Вадька, набери воды в умывальник.
Украшенный хрусталём и фарфором стол был накрыт накрахмаленной скатертью. Любовь Тихоновна посадила Елисея напротив мужа, Ирину рядом с женихом, а вернувшихся сыновей подле себя и Вадима. Николку она разместила рядом с собою, усадив его на высокий детский стульчик. Ему единственному из всех была приготовлена порция сладкой тыквенной каши в молоке. Всем остальным Ирина наложила обжаренных в яйце и муке рыбных биточков, затем щедро добавила взбитого на молоке и масле картофеля-пюре. Бутерброды с ветчиной или сыром, салат из помидор и сладкого перца с зелёным луком каждый положил себе сам. Для Ирины и себя хозяйка выставила бутылку домашнего красного вина, а мужу и Елисею графин конька. Детям, включая Вадима, был приготовлен смородиновый морс.