Наверху у прожектористов тоже возникла какая-то непонятная суета. Кто-то бежал вниз по лестнице… Луч прожектора начал быстро опускаться вниз, прямо на швартующийся миноносец, но до него так и не дошел…
Пока Като слушал, что кричали ему снизу моряки, их корабль успел продвинуться вдоль пристани почти на корпус и притерся к кранцам бортом. Выскочившие на стенку матросы ловко опутывали кнехты швартовными концами. А сзади, из темноты и дождя за его кормой уже показался нос второго миноносца…
И вдруг на палубе первого миноносца, позади мостика на котором стояли офицеры, там, где горбатились укрытые чехлами минные аппараты, возникло какое то неуловимое движение, а затем сразу в нескольких местах вспыхнули несколько малиновых огоньков. Раздались негромкие, похожие на отрывистый кашель хлопки. В воздухе что то сверкнуло. Сзади сверху раздались дробные удары, звон разбитого стекла. Прожектор внезапно погас. Кто-то хрипло вскрикнул… И в тот же момент, даже долей секунды раньше, безжалостный двойной удар в плечо и в лоб отбросил рядового Като от парапета…
Тело часового еще не успело смачно плюхнуться в лужу на бетоне, как из под откинутых брезентов на палубах миноносцев выплеснулись несколько десятков фигур в черной одежде. Чем то неуловимо напоминающих небезизвестных воинов ночи — нидзя. У тех, кто был впереди в руках были пистолеты Браунинга, но с каким то необычно длинным, массивным стволом. На боку у них были закреплены большие кобуры Маузеров. У остальной группы были так же отнюдь не привычного вида винтовки. Только взгляд профессионала смог бы мгновенно узнать автоматические ружья системы Мадсена.
Второй часовой, чей пост располагался значительно дальше от пристани, уже вскидывал свою винтовку для предупредительного выстрела, когда пуля снайпера, выпущенная из любовно оттюнингованного карабина Манлихера, так же как и пистолеты Браунинга, снабженного глушителем, заставила его выронить оружие и безжизненным кулем поползти вниз по парапету. И только третий, самый дальний часовой, убедившись, что происходит что-то непонятное и зловещее, преодолев неизбежную секундную растерянность при виде своего коллеги, только что стоявшего под фонарем, разделяющим границы постов, а теперь безжизненно сползающего по бетону бруствера с ритмично бьющей из простреленной головы темной струей, вскинул к плечу винтовку и с криком "Тревога" нажал на курок.
Между его выстрелом и смертью рядового Като Шиба прошли 9 секунд… Выстрелил он в тот самый момент, когда ловкая рука, одетая в черную перчатку у которой почему то отсутствовали три пальца — большой, безымянный и указательный, легла на ручку двери караулки, напрямую сообщавшейся с казармой охранной роты…