— И поборами притесняют купцов,― вел свое купец.― Боле за кого с нас дерут. А чуть попридержал ― староста гайдуков ведет, измывается. Мясники вот старосте платят четь копы, а хлебники и того меней ― семь грошей. Мы же ― полкопы да братству двадцать грошей. Посчитай-ка, человече.
Гость стукнул четками.
— Братству мог бы не давать.
— А пошлины какие во градах с православных берут? ― не ответил гостю купец Апанас.― Раньше, бывало, в Вильне с нас имали по два гроша с воза да по четыре пенязя. Ныне же шесть грошей да от себя сборщик требует пеиязь ― как не дать? И во Менску емлют по пять грошей. Да перед городскими воротами попридержать норовят. А торг не ждет. Вот и ломаем шапку перед стражею воротной...
Гость кивал, медленно перебирая четки.
— Можем допомочь тебе, пане купец,― сказал он еле слышно.
Апанас Белый отодвинул от себя ключ.
— Мы тебе, ты ― нам,― длинные пальцы гостя, оставив четки, смутно белея, легли на стол.
— Слухаю, человече.
— Не позней следующего лета в месте Мстиславском удумано ставить костел, а там и монастырь. Скупиться мы не станем, а плинфу да камень и прочее все из Вильни не повезем. Дело для купцов прибыльно весьма, тебе растолковывать не надобно. Подряд отдадим тутошним торговым людям, может, кому одному.
У купца Ананаса глаза блеснули по-рысьи, однако смолчал, прикидывал, что к чему.
— Однако, чтоб ставить костел, имеется некая препона.
— Уж не храм ли православный на Дивьей горе? ― усмехнулся Апанас Белый.
— Тебе разума не занимать,― пальцы гостя дотянулись до ключа, вцепились в теплую еще от ладони купца витую рукоять.― Надобно, чтоб люди устремились помыслами к возведению храма истинной веры христианской. Они же ныне глаза пялят на поганую гору.
— Возведение сей церкови ужо не остановить, человече. Не то новую смуту в место Мстиславское накличешь.
— Потребно, чтоб сами же схизматики то свершили. Апанас Белый вскочил на ноги.
— Не на того напал ты, ксендз! ― купец вырвал у гостя ключ.
— Купцу надлежало бы видеть далей носа своего,― сказал гость, поднимаясь и пряча четки.
— Ведаю, отродье ваше злопамятно,― Апанас Белый грузно опустился на лаву.― Однако не к лицу мне в темное дело встревать.
— Или в купеческом деле все при ясном солнышке свершается? ― гость остановился у затворенной двери, прислушался.
Апанас Белый не отвечал. Сидел, кинув на колени большие руки.
— Может, запалил бы свечу, пане Апанас,― гость быстро, будто норовя поймать невидимое что-то, отвел в стороны руки, повернулся к купцу.
— Небось пан ксендз, ловок и впотьмах читать в душах мирян,― уже насмешливо заметил Апанас Белый.