— Слыхал, братство деньги тебе сполна выдало?
— За малым.
— Церковь же на поганой горе еще год работать.
— Ладно бы в два лета поспеть,― звонница надобна, да притвор с папертью, да шеи две малых.
— А наступным летом запрет объявит староста.
— Ловко. Ясновельможный-то принял от нас куш.
— Запрет выйдет от великого князя.
— Вот и добро,― купец бросил на стол ключ.
— Нам иное надобно,― снова пальцы гостя невольно потянулись к нагретому купеческой ладонью железу.
— Иного от меня не жди, ксендз,― твердо молвил Апанас Белый.
— Иное без тебя будет,― еле слышно отвечал гость.― Ты же, когда знать дадим, увел бы стражей.
— Стражи у меня добрые,― усмехнулся купец.― Перехрестят дубинами ― почешешься.
— Нам ведомо все.
Купец Ананас наклонился к гостю, осклабился хищно.
— А вот я тебя зараз скручу да и сведу к старцу Никону на допыт. Нихто и ведать не будет, в которой подземной келье станешь до конца дней грехи отмаливать-то.
Гость не шелохнулся, приглядывался к купцу. Затем медленно откинул полу армяка. Апанас Белый отшатнулся ― а ну в темноте кинжалом ребра пощупает. От божьих людей всего жди. Не одну душу так-то на тот свет без покаяния отправляли.
Гость бросил на стол тяжелый кошель.
— Тебе в знак расположения от ясновельможного пана Яна.
По тому, как стукнул кошель, купец мог без ошибки сказать, сколько там желтеньких кругляков.
— Остатнее,― сказал гость,― как дело сладится.
— Неужто порохом рвать будете? ― выдохнул купец. Гость не ответил.
— Однак кто ж руку-то посмеет поднять на храм? Аль своих пошлешь?
— Сделают все люди, которых ты знаешь.
— Однако кто ж? ― допытывался купец.
— Там увидишь,― уже резко, как человеку, который находится в подчинении, ответил гость.
Рука гостя нашла в полумраке, крепко зажала теплую рукоять ключа.
— Ты градодельца того, Василия Анисимова привадь,― как бы между прочим, сказал, прощаясь, ксендз.― За то будет тебе особая милость от замка.
...Апанас Белый еще гремел запорами, когда недавний его гость выходил из торговых рядов. Под ногами хрустел ледок, к ночи уж неделю как сильно подмораживало.
От степы мучного лабаза отделился человек.
— Не оступись, пане Тадеуш, ― сказал он хрипловато, скорыми шажками поспешая навстречу.― Тут лед тонок.
— А, это ты? ― облегченно откликнулся тот, кого назвали Тадеушем.― Ну, веди, Амелька. Не то в этих улочках и нечистый ногу сломит.
― Сговорились? ― шепотом спросил Амелька. Тадеуш Хадыка не ответил; что-то бормотал про себя, спрятав голый подбородок в жесткий ворот армяка,― ветер был с морозом.