— Нет,— подавленно ответила Наташа.— Не хочу.
— А ты, Анна?
— Я читала,— с горечью сказала Анна Васильевна.— Я сама его отправила.— Она странно улыбнулась.— Это не проницательность, Толя. Как тебе это объяснить?.. Чужая боль была ему больнее своей.— Она посмотрела на дочку с той же странной улыбкой.— И напрасно ты так, Наташа... Я не могла иначе. Я в самом деле иначе жить не могла. А Виктор... С ним было сложно. Он не верил в счастье, построенное на несчастье другого. На несчастье твоего отца. Он любил тебя и все равно хотел, чтобы ты вернулась к отцу. Боялся за тебя. Боялся в тебе надлома, о котором написал в этом письме.
Сереже подумалось, что у Наташи вид человека, который сорвался с обрыва, упал вниз, но не разбился и не обрадовался этому и никак не может понять, что же с ним случилось.
— Я всегда называла его по имени и отчеству,— сказала она потерянно.— Так привыкла... сначала. И когда стала старше, так и не смогла сказать ему «папа». Хоть очень...— она посмотрела на генерала Кузнецова и перебила сама себя.— А он хотел, чтобы я вернулась?! Выходит, он никогда не считал меня своей дочкой?.. Но ведь и ты тоже?.. Если бы Виктор Матвеевич не написал тебе, ты бы к нам не приехал!
— Приехал,— устало и твердо сказал генерал Кузнецов.— Только без этого письма мне было бы труднее тебя понять.— Он на мгновение задумался.— Понять твое отношение ко мне, к маме. К посторонним...— Он оглядел присутствующих и добавил предостерегающе: — Которым, может быть, не так уж интересны наши дела.
Наивно, непосредственно, совсем по-детски у Аллы Кондратьевны вырвалось:
— Ну что вы, Анатолий Яковлевич!
— О-хо-хо,— тяжело вздохнул Матвей Петрович.— Не возьмешь теперь и в толк, кто тут свои, а кто посторонние...
Сережа молча, глядя под ноги, повернулся, обогнул поленницу и пошел в сторону переправы. Затем остановился, повернул назад, подошел к Наташе и протянул ей коробочку от часов.
— У меня тут одна твоя вещь осталась,— сказал он отрешенно.— Талон там гарантийный. Смотри не потеряй. Я пошел.
— Почему? — не поняла Наташа.— Куда?
— Что тут делать посторонним?
У него дрожал голос от обиды, от горечи, от негодования.
— Подожди, Сережа,— остановила его Анна Васильевна.— Так нельзя.
— А так можно?! — обрушился на нее Сережа.— Как вам удобно, так вы все и решили. Других это не касается. Другие здесь посторонние. Дед Матвей вам уже посторонний!
— Что ты выдумываешь?! — возмутилась Наташа.
— А я такой выдумщик,— улыбнулся, чтоб не заплакать, Сережа.— Выдумал, что для тебя весь мир стал зеленым. Вчерашний наш разговор выдумал. Выдумал, что ты уезжать не хотела...— Он помолчал и в упор спросил: — Выдумал я это?