И Брэндон подарил ей то, что было важнее дыхания и приятнее солнечного тепла. Ей казалось, что вся ее предыдущая жизнь, пусть в той жизни и были Колизей, Лувр, пирамиды, Красное море и Ниагарский водопад, — что вся та жизнь не стоит одного этого поцелуя.
В какой-то миг ей показалось, что она сейчас умрет. Вот так, очень просто. Что Брэндон возьмет и увлечет ее за грань бытия, не выпуская из объятий. Какая сладкая будет смерть!
Потом она все-таки вернулась на землю, почувствовала почву под ногами — влажный песок не назовешь твердой почвой, но это лучше, чем вообще ничего...
— Ты необыкновенная, — прошептал ей в ухо Брэндон.
И, как бы громко ни ревели волны, Кэндис расслышала.
Лги сколько хочешь. Для тебя я — одна из многих. Многих десятков, а то и сотен. Скольких женщин ты фотографировал за свою жизнь? Скольких целовал?
Не важно, Брэндон. Совершенно не важно. Ты можешь делать со мной все, что тебе заблагорассудится, по одной простой причине — меня у тебя нет. Есть обычная девушка Кэндис, даже без фамилии, просто Кэндис, репортер газеты «Культурный Нью-Йорк», которая живет в доме на пересечении Бульвара Монро и Двенадцатой авеню.
Девушка, которой нет.
А мисс Кэндис Лили София Барлоу никогда бы не подала тебе руки. Ни одного рукопожатия, не то что поцелуя...
Кэндис почувствовала, как внутри шевельнулось темное удовлетворение. Думаешь, ты получил надо мной власть, Брэндон? Ну-ка, попробуй, удержи в объятиях призрака или сгусток тумана!
Все иллюзорно в этом мире, Брэндон. Твоя власть. Наши отношения. Даже я.
— Кэндис, где ты так долго пропадала? — Голос миссис Барлоу выдавал легкое раздражение. Это означало, что она не на шутку рассержена.
Прошмыгнуть наверх незамеченной не удалось. Мать выплыла из дверей библиотеки как раз в тот момент, когда Кэндис выходила из кухни. Дверь черного хода она открыла своим ключом, и все шло хорошо...
До этого момента.
— И почему ты так странно выглядишь? Нет, постой, ты себя хоть в зеркале видела?
— Мам, долго объяснять. Я сейчас переоденусь и спущусь. И, пожалуйста, прикажи Генриетте подать мне что-нибудь на ужин. Я умираю с голоду.
Это была неправда. Но так можно было хотя бы ненадолго отвлечь маму. Все-таки прием «ребенок голоден» одинаково действует на всех матерей!
Не тут-то было.
— Ничего, за целый день не умерла — потерпишь и еще немного. Ах! — Миссис Барлоу схватилась за сердце. — Боже, где ты взяла это?
Китайские туфли не прошли незамеченными.
— На кого похожа моя дочь? На официантку из «Макдоналдса»! Я этого не выдержу!
— Выдержишь, — заверила ее Кэндис (отомстила за «потерпишь и еще немного»). — В конце концов, когда ты приехала в Нью-Йорк, ты была похожа на девчонку с техасского ранчо!