Чейз обвел ее взглядом.
— Вы не похожи на человека, страдающего от недостатка общения.
— Вы ведь ничего не знаете, Чейз. Можно быть более одинокой в многомиллионном городе, чем будучи предоставленной самой себе, находясь в самой большой глуши. Вот почему я делаю все возможное, чтобы быть в согласии с собой, и поэтому я веду дневник. Когда мое сердце живет в согласии с собой, я не чувствую одиночества — даже если я совсем одна.
Она опустила глаза и увидела, что измяла весь сандвич.
Положив его на пакет, она снова внимательно посмотрела па Чейза. Ее мягкие карие глаза затуманились грустью, а чувственные губы сжались. Чейз почувствовал, как что-то защемило в груди.
Ей было больно. Ему тоже. Чейз уже давно не вспоминал, как ему больно.
— Интересная теория, — сказал он, ненавидя себя за то, как безразлично прозвучали эти слова. Воспоминания тяжестью легли на его сердце.
— Это не теория, Чейз.
— Разве? Я уже говорил, что не могу себе представить, что вы одиноки. — Эти жестокие слова легко слетели с его языка, но ему пришлось отвернуться, чтобы не видеть обиду в ее глазах.
Джо легла и повернулась на бок спиной к нему. Закрывшись от него.
Несмотря на злость, Чейз не преминул воспользоваться возможностью впиться глазами в ее худощавое стройное тело. Ее поношенные, вытертые джинсы были не плотнее сатина и подчеркивали каждый изгиб ее тела, давая волю воображению Чейза дорисовать скрытые секреты.
В разгар его борьбы с желанием положить руку на ее бедро, коснуться губами ее затылка, который прикрывали постоянно растрепанные волосы, она повернулась на другой бок, затем посмотрела на него с глубоким вздохом.
— Здесь красиво. Я буду скучать по этим местам, когда уеду. И больше всего по небу. Вы когда-нибудь были в Нью-Йорке, Чейз?
Ее вопрос звучал как издевка над его прошлым, но она говорила так спокойно, а выражение ее лица было таким открытым. И хотя он был очень зол, у него хватило сдержанности признать, что она спросила об этом, просто чтобы поддержать разговор.
Он наклонил голову, радуясь тому, что она смотрела в небо и не заметила, как напрягся каждый мускул его тела. Откуда ей было знать, что Нью-Йорк ассоциировался у него с предательством, с болью. Но не от потери любимой женщины, а оттого, что мечта всей его жизни была жестоко и безжалостно разбита.
— Когда смотришь вверх в Нью-Йорке, видишь лишь кусочки неба между небоскребами. Даже в Центральном парке горизонт резко очерчен камнем, стеклом и сталью. Здесь можно увидеть будущее. — Джо глубоко вдохнула, как будто пытаясь втянуть в себя воздух, окружавший их.