— Джордж всегда говорит, что творчество и воображение — одни из самых драгоценных даров природы человеку, — сказала Джо, — поэтому он занялся…
— Издательством, — перебил Чейз. — Сам он напрочь лишен творческой жилки, а благодаря общению с писателями он создает вокруг себя атмосферу гениальности.
Джо кивнула:
— Да, это верно. Он готов пойти на что угодно, чтобы отстоять права своих гениев, как он нас называет.
— Я знаю, — тихо ответил Чейз. — У меня было невероятное количество проблем, а он всегда вытаскивал меня.
У Джо на языке вертелась масса вопросов, и Чейз прекрасно это понимал. Но она решила дать ему возможность рассказывать так, как он хочет, не торопя и не прерывая его.
— Все навалилось на меня одновременно, — сказал он, вспоминая подробности того ужасного года, — мне нужно было готовиться к выставке и к сессии. Тогда же я познакомился с Лорной. Это была совершенно удивительная женщина, не похожая на всех остальных, красивая и утонченная. Она знала практически всех, кого стоило знать в артистических кругах. Это должно было вызвать во мне подозрения, но я был так уверен в собственной значительности; поэтому мне совсем не показалось странным, что она не смогла устоять передо мной. — Он горько усмехнулся. — Я был всего лишь глупым фермером из глубинки. Все, кроме меня, это понимали.
— У тебя талант, Чейз. Иначе они бы не обратили на тебя внимания.
Он мрачно улыбнулся тому, как она горячо защищала свой мир.
— Неужели? Я много думал о том, удалось ли бы им заманить в свои сети другого, более искушенного и талантливого, художника. Ведь я был доверчив, как ягненок.
Он посмотрел на Джо и прочел в ее глазах вопрос, который она не хотела или не могла задать.
— Потом, — продолжал он, — я начал замечать какие-то непонятные несоответствия. Картины снимали с выставки или продавали дешевле, чем я хотел. И тогда я стал понимать, что очень мало знаю о мире искусства. Джордж… узнал, что меня обманывали, причем нагло и подло, и в силу своего характера рассказал мне об этом. Я тогда не поверил и сломал ему нос.
Джо так потрясло это признание, что она случайно пришпорила лошадь. Но Чейз остановил ее, обогнав и преградив дорогу. Она посмотрела на него, увидев отпечатки потерянной наивности и отвращения к себе — все то, что она когда-то заметила на фотографии в кабинете Джорджа.
Она взяла его за руку. Ее сердце болело его болью, ее глаза готовы были оплакать то, что он потерял.
— Джордж обожает свой шрам на носу. Он говорит, что это придает ему шарм, против которого не может устоять ни одна женщина.