А тайны уже были. Они постепенно окружали мою жизнь в лесу. И главной тайной было доверие животных, которые обитали рядом с моей избушкой.
Сначала доверие диких животных казалось мне сказочной мечтой. Но все‑таки, надеясь на успех, я начал свою жизнь в избушке на берегу озера сравнительно тихо. Первым и главным условием моей жизни было — не допустить таких действий, которые могли быть восприняты моими лесными соседями как акты агрессии. Я учился быть тишиной, учился во многом ограничивать себя, и на эти старания животные ответили мне своим доверием.
Первыми около моей избушки поселились белые трясогузки. Они заявились ко мне разом, дружно обследовали мое хозяйство, нашли, видимо, его вполне подходящим и летом, в период сложившихся территорий, вдруг поделили мое владение, но далеко не на равные части: одной птичке досталась избушка, другой — дорожка к озеру, а третья заняла лодку и пристань. Теперь совсем близко я мог видеть, как трясогузки оберегали свои территории, как придерживались принципа невмешательства, как голосами предупреждали соседей, что хозяин «дома» вступил в свои права, и как самой тихой из птиц достался худший участок…
Вскоре я уяснил для себя, что у птиц были разные характеры. Одна, ленивая, но злая и задиристая, захватила избушку. Там было больше комаров и мух, там чаще бывал я, а вокруг меня всегда носились стаи слепней. Я назвал эту птичку «комендантом». Сначала «комендант» мирился с подругами, но однажды утром он уселся на край крыши и зло крикнул. Подруги остановились, испуганно замахали хвостиками и отступили… Первой исчезла бойкая и суетливая трясогузка. Я нашел ее в тот же день у пристани. Она захватила лодку и хозяйничала там. На досках около воды остались после нее прозрачные крылышки стрекоз, а на моих удочках тут же появились белые пятнышки помета. Третья, и последняя, птичка сунулась было обратно к домику, но «комендант» прогнал ее, и нерасторопной подружке осталось занять только сухой куст между пристанью и моим жилищем. Когда я надолго уходил из избушки и снова возвращался, птички тут же слетались ко мне, снова дружно вертелись у самых ног, но быстро спохватывались и бросались занимать свои прежние хозяйства — и они никогда не перепутывали их…
Порой привычная обстановка взаимного доверия человека и его лесных соседей казалась мне самому сказочной, но эта сказка постепенно начала оборачиваться нежелательными на первый взгляд последствиями, и я не раз сравнивал себя с теми отчаянными вегетарианцами, которых мясокомбинат и рыборазводные пруды считают чуть ли не адом…