— Потанцуй со мной, — сказал Генри, вставая, помогая Астрид встать и обнимая ее. Она обвила руками его пояс и положила голову ему на грудь. Мелодия изменилась, и комнату наполнил сочный голос Алана Джексона. Астрид плакала каждый раз, когда слушала, как этот артист поет в стиле кантри, и тем не менее любила эту грубоватую, полную искреннего чувства музыку.
Они двигались в такт мелодии. Генри потихоньку начал подпевать, его глубокий голос звучал в унисон с голосом Алана Джексона. Он как-то говорил, что не обладает истинным музыкальным дарованием. Неправда. На самом деле он им обладал.
Астрид отклонила голову назад, хотела что-то сказать ему, но его губы остановили ее слова глубоким поцелуем. Он целовал ее, а их тела двигались в такт песне.
Он осторожно коснулся ее нижней губы, и легкие, дразнящие импульсы побежали по ней до самого уха.
— Вот так я хотел танцевать с вами тогда, в среду, в клубе. Хотел обнять вас крепко-крепко и опускать руки ниже и ниже вдоль вашей спины...
Астрид задрожала от его многозначительных слов, жарко опаливших ее висок.
— Почему же вы этого не сделали?
— Там было слишком много народу. Я подумал, что вам не понравится, если наша фотография вдруг появится в «ОК!».
— Вы правы. Мне это не понравилось бы.
Она была сыта такого рода славой на всю оставшуюся жизнь.
Музыка снова изменилась. Теперь Бонни Райт пел о жгучей страсти любви. А она чувствовала руки Генри на своих бедрах и пламя внутри себя. Эта музыка и его прикосновения изгнали из нее страхи и сомнения и освободили путь влечению и желанию. А ее желанием, ее страстью был Генри.
Астрид расстегнула его рубашку. Ее руки медленно заскользили по его обнаженной груди, потом ниже, вдоль живота.
Его губы на ее губах были жгучи, реальны. Его рука нащупала «молнию» ее платья, и, прежде чем динамики исторгли новую мелодию, она осталась только в трусиках и лифчике. На нем были теперь только брюки.
— Позволь мне посмотреть на тебя, — сказал Генри и отступил на шаг. — Воистину ты сексуальная женщина.
Она покачала головой:
— Не такая, как те, с которыми ты привык иметь дело.
— Нет, ты не такая. Ты еще сексуальнее, потому что ты не играешь в чувства, — ответил Генри. — Ты потанцуешь для меня?
Она колебалась. Ей хотелось зажечь, распалить его так, чтобы он немедленно вошел в нее. И она ответила:
— Да.
— Хорошо. Подожди минуту.
Он оставил ее стоять посреди ее гостиной, освещенной только светом настольной лампы. Он возился с пультом, пока не зазвучала новая песня.
— «Давай продолжим?» — сказала она, смеясь.
— Да, малышка. Покажи мне, что чувствуешь то же, что я.