В этот день я немного припозднился, еще не дошел до станции, как загудел гудок на обед. Станционные пути были забиты составами с пушками, танками, солдатами. Но я не мог отвести глаза от платформ с искореженными «тиграми» и разбитыми самолетами.
«Здорово дают наши жару! — с восхищением думал я, глядя на платформы. — Везите, везите, пусть и в Германии посмотрят, что из ваших «тигров» получилось!»
Лешка уже сидел на куче балласта возле депо, ждал меня.
— Что случилось, почему опоздал? — спросил он, развязывая дрожащими руками узелок.
— Да мама задержала, спрашивала.
— Сказал?
— Нет, — Я увидел проходившего мастера, замолчал.
Не глядя на нас, мастер вдруг заворчал:
— «Мыло», «мыло» в щебенку спрячьте, Боров идет.
Я одним махом руки засыпал взрывчатку сухой щебенкой.
Из-за угла показался Боров. Мелкими шажками он подошел к нам, что-то бормоча и жуя.
— Тише ты, — замахнулся на меня Лешка. — Играешь все, маленький! Klein Kinder, — сказал он, улыбаясь немцу.
Боров будто машинально повторил несколько раз слово: «klein», заглянул в горшочек:
— Was ist das?
— Борщ, — сказал Лешка.
Немец поморщился, проговорил:
— Schweinenessen, — и заковылял от нас.
Когда он скрылся, Лешка сказал:
— Видал, каков! Свиная еда! А сам, наверное, понятия не имеет о борще, Боров. — Лешка съел обед, завязал снова узелок. — Забирай. Иди домой.
В эту же ночь к нам наведался дядя Андрей. Присев на завалинку, он спросил у Лешки:
— Как у вас дела?
— Все в порядке.
— Все сделали, как говорили?
— Да.
— Никто не следит за вами?
— Как будто нет.
— Хорошо. Пора действовать. Завтра нужно. Скажи ребятам и старику.
Старик — это тот самый мастер, который учил Лешку работать.
— Как ребята — не трусят?
— Нет! — уверенно сказал Лешка.
— Ну что ж, тогда действуйте! Будьте осторожны. Если какая неудача — кто-то заметит или еще что — домой не возвращайтесь. Уходите в лес, что возле хутора Песчаного. Ну, удачи вам, — дядя обнял Лешку, ушел.
Утром, уходя на работу, Лешка предупредил маму:
— Сегодня будем работать две смены, так что вечером не ждите.
— Что так?
— Паровозов нагнали, заставляют спешно ремонтировать. Не кончим в срок — пришьют саботаж.
— Ой, горе мне с вами… — проговорила мама, словно догадывалась о наших делах.
Когда стемнело, словно сговорившись, к нам пришли сначала Митька, чуть позднее Маша. Девушка села на завалинке возле мамы, старалась о чем-то разговаривать, но беседа у них ке клеилась, все они были очень взволнованы.
Мы с Митькой ушли на огород, сели в подсолнухах, ждали взрыва.
— Как думаешь, не провалятся? — спросил он.
— Кто его знает. — У меня от волнения пересохло в горле. Мной овладело чувство страха. — Тут главное, чтоб этот шнур не подвел, как его?