Я приложил руку к маминой голове — у нее был жар. Я вспомнил, как она меня лечила когда-то, прикладывая ко лбу мокрую тряпку, схватил полотенце, намочил, положил ей на лоб.
Вскоре стало светать, а мы с Митькой стояли у маминой кровати и не знали, чем ей помочь. Наконец она уснула, и мы отошли к окну.
— Посмотреть бы сейчас на Никитина, — сказал Митька. — Интересно, что там делается. Как думаешь, его нашли уже?
— Не знаю.
— Сбегаем посмотрим? — предложил он.
— Что ты? — замахал я руками.
— А что?
— Мама больная, — сказал я, хотя это была не главная причина, на самом деле я просто боялся смотреть на убитого.
— Самому пойти, что ли?..
Я не успел возразить Митьке — увидел в окно подъехавшую к дому грузовую машину, битком набитую солдатами, которые на ходу спрыгивали на землю и бежали в наш двор.
— Немцы! — закричал я в ужасе, отскочив на середину комнаты.
Митька глянул в окно и побледнел.
— Дверь… дверь закрой!.. — еле выговорил он, сильно заикаясь. В горле у него что-то першило, и я скорее догадался, чем расслышал его слова.
Я выбежал в сенцы, с силой задвинул засов, привалился плечом к двери — не мог отдышаться. И в этот же миг снаружи громко забарабанили в дверь чем-то тяжелым, наверное прикладом. Я отпрянул от двери, вошел в комнату. Здесь был полумрак — Митька успел закрыть на окнах внутренние ставни и теперь стоял в темном углу, пристально смотрел на единственное открытое окно. Мама стояла босиком на полу, держась одной рукой за спинку кровати, а другой крепко сжимая себе горло. Она молчала и тоже смотрела на окно, мимо которого по завалинке бегали немцы, топоча своими коваными сапогами. Стук в дверь не прекращался, но для нас он словно не существовал, мы смотрели на окно, в которое заглядывал немец в каске. Он стучал, что-то крича на своем языке. Потом он приподнял карабин, ударил прикладом в раму. Рама треснула, стекла со звоном посыпались на пол. Немец начал сбивать торчавшие с боков остатки переплетов рамы, к нему подскочил другой, стал помогать.
Я схватил маму за кофту.
Зубы стучали, словно я сильно замерз, выкупавшись в холодной воде.
Расчистив окно, немец пригнулся и почти наполовину влез в него. Потом он, опершись левой рукой о подоконник, перебросил в комнату одну ногу.
— Не пускайте их! — закричала мама не своим голосом.
Немец быстро вскинул карабин, наставил на маму.
Я стал рядом с ней. Прямая, бледная, до крови закусив нижнюю губу, она сделала шаг, другой. Я схватил ее за руку>, закричал:
— Мам, не надо!..
Неожиданно грянул выстрел, и в тот же миг я зажмурился. Боясь увидеть самое страшное, я с трудом все же открыл глаза и увидел маму, неподвижно стоящую на месте, а немца — медленно сползающего с подоконника. Карабин упал в комнату на пол, загремев прикладом.