Племянник смотрит на нее сухими глазами.
Мария Аркадьевна. Ну хоть поцелуй тетку-то…
Рахманинов отворачивается к окну.
45. (Натурная съемка.) ПЕРРОН. ЛЕТО. ДЕНЬ.
Мария Аркадьевна идет по перрону вдоль вагона, пока не увидит сквозь пыльное стекло лицо Рахманинова. Она останавливается. Рахманинов долгим взглядом смотрит на нее. Вагон трогается.
46. (Съемка в помещении.) ВАГОН ТРЕТЬЕГО КЛАССА.
Вагон сильно дергается, погромыхивая на стыках. Рахманинов смотрит в окно. Мимо проплывает скучный пристанционный пейзаж; вагон на запасных путях, паровозы, семафоры, здание депо, чахлые деревья… Подходит проводник.
Проводник. Не желаете ли чаю с баранками?
Рахманинов (невозмутимо). Желаю.
Рахманинов берет баранку и с хрустом разламывает ее. Набивает рот… И вдруг перестает жевать, откидывается к стене, закрыв глаза. Из уголка его глаза медленно катится слеза…
47. (Съемка в помещении.) ИВАНОВКА. КАБИНЕТ. СУМЕРКИ.
Рахманинов сидит за пианино в задумчивой позе. Его орлиный профиль черным силуэтом вырисовывается на фоне окна, за которым пепельно-голубой стоит сумеречный сад. Входит Наталья.
Наталья. Ты чего без света?
Рахманинов. М-м?..
Наталья подходит к столу, шарит меж бумаг.
Наталья. Глаза испортишь. Где спички?
Коробок спичек пуст, зато в пепельнице полно окурков.
Наталья. Смотри, сколько накурил.
Рахманинов. Надо будет сказать управляющему, чтобы отправил кирпич обратно на фабрику. Он весь крошится, из такого кирпича свинарник строить нельзя, все же рухнет! Не нравится мне морда подрядчика — воровская морда…
Рахманинов смолкает, отворачивается к окну.
Рахманинов. Мало того что твой душевнобольной муж бездарный композитор, он еще и никудышный хозяин, и вылетим мы с тобой в трубу, Наташенька.
Наталья подходит к нему сзади, кладет руки на плечи.
Рахманинов. Надо наконец-то набраться смелости и признаться, что как композитор я кончился…
Наталья. Сереженька, это уже было, и не раз.
Рахманинов. Я сейчас вспоминал, как тетя Маша провожала меня из Петербурга, когда меня выгнали из консерватории. При тетке я еще крепился, а когда остался один, почувствовал себя никому не нужным и горько заплакал. С того дня начались мои скитания. Всю мою юность мне так не хватало дома. Я мечтал о семье, о доме, где по утрам пахнет кофе и свежеиспеченной булкой, а с кухни раздается звон посуды…
За окном фыркает лошадь. Через двор наискось движется телега с тюком, на котором под мокрым брезентом сидит Иван.
Наталья. Иван одеяла привез. Хочешь чаю?
Рахманинов. Как было хорошо!..
Наталья. Чаю с медом?
Рахманинов. Ну почему (неожиданно поворачивается к жене) в двадцать лет просыпаешься и чувствуешь себя гениальным, и музыка тебя распирает так, что едва успеваешь ее записывать…