Продолжая наблюдать за ним, Эрик размышлял — что такого он увидел в этом мужчине? Почему раньше не заметил расчета в глазах, жесткости?
Ужас тисками сдавил грудь. Все силы Эрика уходили на то, чтобы сидеть спокойно, пока официант принимал у Кита заказ. Эрик отказался от еды. Он слишком нервничал, чтобы думать о ней.
Чего хочет Моррисон? Сколько будет стоить его молчание? А стоить будет, Эрик не сомневался. После получения анонимного письма и фото прошло два месяца, все это время Кит играл с ним — то посылал многозначительные записки, то звонил в офис, напоминая детали свидания и угрожая все обнародовать. Сегодня он впервые захотел встретиться.
— Ну разве не прекрасно? Мы снова вместе, — насмешливо сказал Кит, когда официант ушел. Изображая застенчивость, он легко коснулся пальцев Эрика. Тот отдернул, будто обжегся. Кит улыбнулся. — Ну что ты, Эрик, любовь моя? Что случилось? Неужели не рад меня видеть?
— Не мели чепухи. Давай перейдем к делу. Что ты хочешь от меня?
— Ой, какие мы горячие! Я-то думал, мы продолжим наши отношения. — Насмешка и зловредное удовольствие сверкнули в глазах Кита. — Ну хорошо, я собирался все уладить деликатно, но если требуешь прямоты, скажу: хочу денег. Много денег. Иначе придется сообщить любящему папаше о гомосексуальных наклонностях его сына.
— Это неправда. Я и с женщинами могу! — выпалил Эрик, прежде чем успел прикусить себе язык.
В глазах Кита зажглось любопытство.
— Правда? Ой, как интересно. Да, здорово, но я очень сомневаюсь, что старина Уилл Кэтчем придет в восторг, когда узнает потрясающую новость — один из его сыночков бисексуал. Я занимался кое-какими исследованиями, стараясь понять, что у тебя за семья. Могу ответственно заявить: твой отец — железный патриарх с истинно мужскими взглядами на жизнь. Вряд ли ты захочешь, чтобы он увидел наши прелестные фотографии. Не так ли?
— Это шантаж.
— Ну, вот тебе пожалуйста. Шантаж — плохое слово. Нехорошее. Я бы предпочел назвать это торговлей информацией. Звучит намного благороднее. Как считаешь?
— Ты, дерьмо… — Но Эрик умолк, не договорив, заставив себя удержаться и не произносить больше грубых слов. Он отвел взгляд, но челюсть ходила ходуном, а кулаки под столом стиснулись добела. Он с трудом подавил желание ударить Кита в лицо. Эрик понимал: если не удержится — завтра же газеты размалюют всю грязь. А Кит будет счастлив.
Наконец Эрик снова посмотрел на Кита.
— Хорошо. Твоя взяла. Сколько ты хочешь?
— Ну уж, конечно, не мало. Правда, не хочется показаться и слишком жадным. — Он вздохнул, улыбнулся и посмотрел в лицо Эрику красивыми, опушенными длинными ресницами глазами. — Я решил быть великодушным — всего-навсего полмиллиона.