Бернардино смотрел ей вслед. Он сильно нарушил правила придуманной им игры, ибо многие его ответы отнюдь не отличались правдивостью. Особенно последнее заявление. Уж это-то самая настоящая ложь. Когда-то, может, это и было правдой, но он уже давно так не думал.
Пылая справедливым гневом, Симонетта вернулась в Кастелло и рассказала Манодорате о своей беседе с художником. Манодората в это время вдумчиво составлял опись ее имущества, сидя в просторной и теперь совершенно пустой гостиной. Но, услышав рассказ Симонетты, он отложил перо, а когда она закончила и посмотрела на него, ожидая взрыва гнева и презрительных высказываний в адрес невежественных христиан, просто улыбнулся в ответ.
— Как? Ты еще и улыбаешься? — взорвалась Симонетта. — Как могли слова этого отвратительного типа вызвать у тебя улыбку?! — не веря своим глазам, воскликнула она.
— Потому что этот «отвратительный тип» сказал тебе неправду, на самом деле он так не думает. Позволь мне, синьора, рассказать тебе одну историю, приключившуюся с моим сыном.
* * *
— Илия Абраванель, что это ты прячешь в ладошке? — Ребекка Абраванель сразу заметила, как робко, с жалкой улыбкой старший сын поглядывает на нее. Нет, не могла она долго на него сердиться!
— Я думал, что мое имя теперь Евангелиста, раз уж меня недавно крестили.
Ребекка невольно улыбнулась, хотя история с этим крещением ей совсем не нравилась.
— Ты прав, но Евангелиста — имя христианское, и мы так называем тебя только вне дома. А дома ты по-прежнему Илия, мой Илия. Ну-ка, покажи свою ручку. — Ребекка подошла к сыну и заставила его разжать ладонь.
У нее даже дух захватило: такую прелесть она там увидела. Это была белая голубка, так хорошо нарисованная прямо на коже, что казалась живой. Чудесный и совершенно законченный рисунок! Голубка была запечатлена в полете и несла в клюве веточку оливы. Рисунок настолько удался художнику, что казалось, перья птички трепещут на ветру, а серебристо-серые листья оливы блестят в солнечных лучах. Оперение голубки было снежно-белым, но, присмотревшись внимательно, можно было заметить, что в этом белом цвете смешаны все краски радуги. И при этом рисунок был так мал, что прекрасно умещался на детской ладошке!
Ребекка опустилась на колени, разглядывая нарисованного голубя. Она прекрасно понимала, что это нарисовал не ее сын или служанка Сара. А младший Иафет слишком мал, чтобы хорошо рисовать, даже ее муж, отец ее сыновей, при всех своих многочисленных талантах кистью совершенно не владеет.
— Илия, кто это сделал?
Илия понимал, что это его последний шанс на спасение, раз уж он нарушил запрет и оказался вечером вне дома, то лучше сразу сказать правду.