Мы сидели на диване в маленькой гостиной и вели светскую беседу. Мишина мама, Светлана Владимировна, женщина тактичная, старалась, как могла, не задеть мои чувства и от этого, наверное, делала только хуже.
– Ну, ничего. Теперь все наладится. Какие вы все-таки молодцы, что приехали.
– А давайте-ка рванем завтра в парк на аттракционы? – подал голос папаша. За весь день он еще не проронил ни словечка. Только пожирал меня взглядом, стараясь отыскать на теле и в выражении моего лица признаки прогрессирующей наркомании.
– Отличная идея, – одобрил Мишка.
– Можно. Почему нет? – вяло кивнула я. Семейный уик-энд – что может быть лучше?
– Ты как чувствуешь себя? Все в порядке? – склонился надо мной заботливый Потапов.
– Нормально. Устала что-то.
– Может, хочешь пройтись?
– Ага, – согласилась я.
Внезапно я и вправду почувствовала желание выйти на воздух. Все в Мишкиной квартире было маленьким. Шестиметровая кухонька, десятиметровая комната, где рядом с Олеськиной кроваткой (в оригинале – Мишкина облупленная старенькая кушетка) с трудом поместился наш с ним диванчик. На нем мы предавались страсти, стараясь не слишком ритмично стучать в стену, за которой спали его родители. Такие диванчики издевательски именуются полутораспальными. Именно мне и пришлось стать этим получеловеком, так как Мишка, при всех его великолепных дневных достоинствах, посреди ночи раскладывался поперек пространства и принимался оглушительно храпеть.
– Перевернись, – шипела я ему на ухо и пыталась зарыться в подушку. Но на каком бы боку ни отключался Мишаня, ситуация не менялась. Спать с ним оказалось невозможно. Однако, помня «все то добро», я не считала возможным быть стервой. Терпение и труд все перетрут. Меньше спишь – имеешь больше времени.
– Идите-идите, – защебетала мамуля. Новая свекровь отличалась от старой примерно как сахарная вата отличается от горчицы. И то и другое достаточно противно. И тем и другим можно заляпаться. Но только сахарная вата считает себя гораздо более приятной на вкус. Вот Светлана Владимировна и считала. Она варила жирные супы в огромных кастрюлях, набивала холодильник котлетами и искренне полагала, что я счастлива, раз попала в дом к таким чудесным людям.
– О чем ты думаешь? – спросил Михаил, когда мы вышли.
– Ни о чем.
– Ты так поспешно ушла. Олесю не взяла. Что с тобой?
– Ничего, – дернула я плечами. Не признаваться же ему, что мне душно среди его добродушной родни. И не потому, что они мне неприятны. Они мне приятны, в том-то все и дело. Это-то и плохо, что они – очень хорошие люди. По-настоящему. И действительно приняли меня как родную. Я живу в их малюсеньком доме уже два месяца, а они продолжают кормить и поить меня, сидят с Олесей, покупают мне одежду и боятся сказать лишнее слово. А все потому, что «Мишенька же ее любит!».