— Меньше всего я хотела бы сделать вам больно, Элиот, но, мне кажется, это никому из нас не принесет добра.
Он заглянул в ее заплаканные серые глаза с видом человека, потерпевшего поражение в суровой битве.
— Не говорите только слова «никогда». Пожалуйста.
— Хорошо, Элиот. Я не скажу его, этого слова. Но я ничего не могу вам обещать.
— Как я узнаю, когда придет время?
— Если такое время придет, я сама дам вам знать, — сказала Бритт.
— А тем временем я буду ждать. Все, что я могу, — только ждать.
Бритт кивнула, почти уже справившись с собой.
— Элиот, я не могу сказать вам ничего, что обрадовало бы вас. Многие вещи перестали для меня существовать.
— Верю, что вы говорите искренне. Но я хочу, чтобы вы знали: у меня есть все основания утверждать обратное. И я не откажусь от надежды. Ни за что не откажусь, — сказал он дрожащим голосом.
Бритт попыталась улыбнуться, но не слишком преуспела в этом. Она опустила глаза, повернулась и медленно пошла к своему шезлонгу. Элиот увидел, как легкий теплый ветерок шевелит прядь ее волос, и так отчаянно захотел ее, что с трудом смог с собою справиться. Потом он догнал ее, взял за плечи и повернул к себе, чтобы видеть ее лицо.
— Сейчас я уеду, — сказал он тихо. — Я уже достаточно терзал вас, для одного дня это слишком…
— Элиот, — сказала она чуть не плача, — мне бы не хотелось, чтобы вы так уезжали.
Его глаза подозрительно замерцали, но он умудрился улыбнуться. Затем он вернул ей на лицо защитные очки, наклонился и легонько поцеловал в губы. Бритт поначалу отпрянула, но потом взяла его за руку. Однако взглянуть ему в глаза все же не смогла, а лишь прошептала:
— Я так виновата… Мне бы хотелось, чтобы ничего этого не случалось.
— Что бы вы ни говорили, нас соединяет нечто совершенно особое. Никто не сможет лишить нас этого. Никто и никогда. — Она кивнула в знак согласия и прикусила губу. Он взял ее под руку, и они вернулись на склон, туда, где стоял шезлонг. Бритт устало опустилась в него, их недолгая прогулка ее изнурила. Усевшись, она подняла на него глаза и сказала:
— Мы с Эвелин владеем поместьем «Роузмаунт» и говорили с ней о его продаже. Может, здесь есть что-то, что вам дорого? Ведь это и ваш дом тоже, вы здесь жили, провели свое детство. Что вы думаете о ялике? Может, возьмете его? Уверена, что Энтони понравилось бы, что он стал вашим.
Он покачал головой.
— А вы не думаете, что в один прекрасный день ваш сын с радостью получил бы такой подарок? — Он с грустью посмотрел на нее. — Единственное, что я хотел бы забрать отсюда… Да вы и сами знаете, Бритт.