— Просто не знаю, с чего начать, — пожал я плечами.
Грязнов вздохнул:
— А ты представь себе, что ты стенографистка, извини за смелость высказывания. И шпарь как по писаному. Я же не заставляю тебя придумывать, фантазировать. Просто воспроизведи. И можешь идти баиньки.
— Ладно, — кивнул я. — Попробую.
И медленно, но верно начал свое «воспроизведение». Поначалу Грязнов слушал меня со скептической ухмылкой на устах, но потом эта ухмылка куда-то пропала. Я догадывался, что в моем рассказе его что-то сильно зацепило, но что именно — до меня пока не доходило. Мне не хотелось пока раскрывать перед ним этот свой интерес, и я продолжал рассказывать, как хорошо смазанный диктофон, если их чем-нибудь смазывают. Я даже стал засыпать от монотонности собственного голоса. И в итоге рассказал все.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил он, когда я закончил.
Я пожал плечами.
— Одно из двух. Или Киселев впал в старческий маразм, или что-то в этом есть.
— Это не ответ. — Слава серьезно смотрел на меня.
— Грязнов! — взмолился я. — Отпусти ты мою душу грешную на покаяние! Спать хочется — сил нет. Мне пара часов осталось глазки-то сомкнуть. Ну пожа-алста, гражданин нача-альник… — заканючил я.
— Идите, Турецкий, — строго кивнул он мне. — И не забудьте, что все, о чем вы мне сейчас рассказали, является тайной следствия. Обещайте, что никому не расскажете того, что сообщили мне.
— Чтоб я сдох! — поклялся я. — Можно идти?
— Иди. И спасибо за помощь следствию.
— Взаимно, — сказал я и отправился спать.
Пусть помучается, угадывая, что могла означать моя последняя реплика.
Глава 3
АНИЧКИН. ДЕКАБРЬ 95-го
Володя Аничкин, сколько себя помнил, всегда хотел стать разведчиком.
Еще в младших классах обнинской средней школы на сакраментальный вопрос: «Кем ты будешь, когда вырастешь?» — он отвечал не обычное — «космонавтом» или «продавцом мороженого», а «разведчиком», приводя взрослых в умильное восхищение. Когда Володя чуть-чуть подрос, по телевизору стали часто показывать сериал про Штирлица, и это окончательно решило его судьбу. Он читал исключительно про разведчиков, с дворовыми ребятишками играл только в Штирлица, а в школе налегал на те предметы, которые, по его мнению, наиболее необходимы будущему резиденту, — географию и английский язык. Однако если с географией дела обстояли еще туда-сюда, то английский, что называется, не шел. Не было у Володи способностей к языкам. Иностранные слова никак не хотели складываться в осмысленные фразы, а если и складывались, то в результате рождался смысл, прямо противоположный желаемому.