В этот момент Маргерита обернулась и увидела Пико. Сердце так подпрыгнуло в ее груди, что она вынуждена была опереться на руку мужа, потом выпрямилась и несколько раз кивнула, словно продолжая молча молиться.
— Она хочет меня видеть, — сказал Пико. — И я тоже.
— Ты спятил! Здесь ее муж. И мы в Риме. Ты рискуешь головой.
— Нет. Но я гораздо больше рискую, если окажусь вдали от нее. Я тебе потом все объясню.
— Но каким образом ты ее увидишь? Где вы встретитесь?
— Послезавтра, в двенадцать, в третьей церкви возле собора Святого Петра.
— Но когда вы договорились?
— Только что. Она кивнула два раза — это означает два дня, потом четырежды повернула голову налево, чтобы указать мне час, и трижды направо, имея в виду третью из самых близких церквей. У нас такой условный язык.
— Вот двое сумасшедших.
— Это не все, друг мой. Маргерита молитвенно сложила руки. Такой знак говорит, что кто-то из нас в опасности. Надеюсь, что я.
— Может, и я, — тихонько заметил Бенивьени.
Джованни взял его под руку, и они смешались с толпой, выходящей из церкви. На улице было теплее, чем в ледяных мраморных стенах базилики.
— Пошли ко мне, — сказал Джованни. — Я сегодня счастлив и хочу тебе кое-что показать.
Бенивьени улыбнулся, не в силах устоять перед его энтузиазмом.
* * *
Перед закрытыми дверями зала для аудиенций кардинала Сансони удержали две скрещенные алебарды.
— Пропустите меня, — хрипло потребовал он, но стражники даже не пошевелились. — Я кардинал-камерарий! — снова начал он, уже не так убежденно. — Я имею право войти.
Папские гвардейцы не обратили на него ни малейшего внимания, и Сансони печально уселся на скамейку. Немного погодя из двери, в которую он безуспешно пытался прорваться, вышла молодая женщина. Кардинал с жадным интересом оглядел ее. Горделивая грудь, казалось, вот-вот выскочит из камчатого лифа, спутанные волосы рассыпались по плечам, губы накрашены. По всему видно было, что дама не из аристократок, хотя по тем временам среди женщин, посещавших папский двор, проститутки мало чем отличались от баронесс.
— Теперь я могу войти? — раздраженно спросил камерарий у стражников.
Те посторонились, и Сансони, зажав под мышкой пачку бумаг, вошел в зал.
Иннокентий VIII отщипывал от грозди ягоды декабрьского винограда, который ему привозили прямо из его сицилийских владений.
— Ваше святейшество, вы отдохнули?
Тон у камерария получился не таким смиренным, как ему хотелось бы.
— Nu me rumpe u belin, Sansoni, cossa ti veu?[14]
— У меня здесь список главных магистратов, которые будут оценивать «Тезисы» графа Мирандолы.