Мы подходим к окну. Внизу стоит Бодо Леддерхозе со своим певческим союзом.
– Что это значит? – спрашиваю я. – Ну-ка, Георг, зажги свет!
В матовом луче, падающем из окна на улицу, мы видим Бодо.
– Это в твою честь, – говорит Георг. – Прощальная серенада в исполнении союза. Не забудь, что ты тоже его член.
Пилигриму дай покой И страдания исцели… —
мощно продолжают певцы. Кое-где открываются окна.
– Тише! Замолчите! – кричит старуха Конерсман. – Ведь двенадцать часов, слышите, вы, пьяный сброд?
Вспыхнули ясные звезды В неба ночной синеве.
В окне стоит Лиза и кланяется. Она вообразила, что серенада предназначена ей. Вскоре появляется и полиция.
– Разойтись! – рявкает басовитый голос. С прекращением инфляции изменились и нравы полиции. Она стала цепкой и энергичной. Воскрес старый прусский дух. Каждый штатский – это вечный рекрут.
– Нарушение тишины и порядка в ночное время! – рычит антимузыкальный носитель полицейского мундира.
– Арестуйте их! – вопит вдова Конерсман. Певческий союз Бодо состоит из двадцати здоровенных малых. Против них – двое полицейских.
– Бодо! – зову я с тревогой. – Не трогайте их! Не защищайтесь! Иначе вас засадят в тюрьму на годы!
Бодо делает успокаивающий жест и поет, широко раскрывая рот:
Как бы я хотел с тобою Вознестись на небеса!
– Замолчите! Мы спать хотим! – вопит вдова Конерсман.
– Эй вы! – кричит Лиза на полицейских. – Оставьте певцов в покое! Где крадут – там вас нет!
Полицейские растеряны. Они еще несколько раз отдают приказ:
– Немедленно идти в полицейский участок!
Но никто не двигается. В конце концов полицейские делают то, что в их силах: каждый арестовывает по одному певцу.
Певцы не оказывают сопротивления. Их уводят. Оставшиеся как ни в чем не бывало продолжают петь. Участок недалеко. Полицейские возвращаются бегом и арестовывают еще двух. Остальные поют; но первые тенора что-то зазвучали слабо. Полицейские забирают певцов, начиная с правого края. При третьем налете уводят Вилли, поэтому первые тенора совсем смолкают. Мы протягиваем им в окно бутылки с пивом.
– Не сдавайся, Бодо, – говорю я.
– Не беспокойся! Выстоим до последнего человека.
Полицейские возвращаются и арестовывают кого-то из вторых теноров. Пива у нас больше нет, и мы пускаем в дело водку. Через десять минут поют уже одни только басы. Они стоят, не глядя на то, как арестовывают других. Я где-то читал, что моржи остаются совершенно равнодушными, когда охотники, нападая на стадо, убивают дубинками их соседей, – и я видел, как во время войны целые народы вели себя совершенно так же.