Возникает короткая борьба великодуший; затем я соглашаюсь взять деньги, на тот случай, если в первый же месяц слечу со своего нового места.
– А ты знаешь, что тебе придется делать в Берлине?
Я киваю:
– Сообщать о пожарах; описывать кражи; рецензировать брошюрки; приносить пиво редакторам; чинить карандаши; держать корректуры – и стараться выдвинуться.
Кто-то распахивает дверь ногой. Словно привидение, стоит в ее прямоугольнике фельдфебель Кнопф.
– Я требую восемь биллионов, – хрипит он.
– Господин Кнопф, – отвечаю я. – Вы видели долгий сон и не вполне очнулись. Инфляция кончилась. Две недели назад вы еще смогли бы получить восемь миллионов за памятник, который приобрели за восемь миллиардов. Но сегодня их стоимость – восемь марок.
– Негодяи! Вы это нарочно подстроили!
– Что именно?
– Да насчет инфляции! Чтобы меня ограбить! Но я не продам его! Я дождусь следующей!
– Чего именно?
– Следующей инфляции.
– Ладно, – говорит Георг. – Выпьем за это. Кнопф хватает бутылку.
– Держим пари? – спрашивает он.
– Какое?
– Что я по вкусу узнаю, откуда эта бутылка. Он вытаскивает пробку и нюхает.
– Не отгадаете, это исключено, – заявляю я. – Когда водка из бочонка
– может быть; известно, что вы лучший знаток во всей округе, но не когда водка бутылочная.
– А на сколько мы будем держать пари? На стоимость памятника?
– Мы внезапно обеднели, – отвечает Георг. – Но тремя марками рискнуть готовы. Это и в ваших интересах.
– Хорошо. Дайте мне стакан. Кнопф нюхает и пробует. Потом требует, чтобы ему налили второй полный стакан, третий.
– Бросьте, – говорю я. – Отгадать невозможно. И можете не платить.
– Эта водка из гастрономического магазина Брокмана на Мариенштрассе,
– заявляет Кнопф. Мы с изумлением глядим на него. Он угадал.
– Выкладывайте денежки! – хрипит он. Георг отдает ему три марки, и Кнопф исчезает.
– Как ему удалось узнать? – удивляюсь я. – Или этот старый пьянчужка
– ясновидящий?
Вдруг Георг начинает хохотать.
– Он же надул нас!
– Каким образом?
– Георг поднимает бутылку. На дне наклеена снаружи крошечная этикетка: И. Брокман, гастрономия, Мариенштрассе, 18.
– Вот жулик! – говорит Георг одобрительно. – И какое еще у него зрение!
– Что зрение! – отвечаю я. – А вот послезавтра ночью, когда он будет возвращаться домой и обелиска не окажется на обычном месте, он во всем усомнится. Его привычный мир рухнет.
– А твой разве рушится? – спрашивает Георг.
– Ежедневно, – отвечаю. – Как же иначе жить?
* * *
За два часа до отъезда мы слышим топанье, голоса, пенье. И тут же на улице вокальный квартет затягивает:
О святая ночь, пролей Мир небесный в душу мне…