За строками протоколов (Девель, Быховский) - страница 39

А ее боль разрывает: «Уйди, изверг, — кричит. — Будь ты трижды проклят!» — это уж меня не признает. И пить просит.

Потом забылась, перестала стонать. Тут и Черкизовы подошли. Взяли ту палку, что лосятину носили, еще одну к ней приспособили, мешки нашлись незанятые. Так и дотащили Ольгу да на этих носилках в лодку поставили.

Опять она очнулась, стонать начала и на брата всё: «Уйди, уйди! Уберите вы его от меня!» А брат мне наказывает: «Ты, Ванюша, пока она в памяти, уговори ее, если спрашивать будут, пусть скажет, что возле леса напали на нее... Кто — не ведаю, незнакомые и всё».

Сел брат на весла, а я так всю дорогу и уговаривал ее, как мог. Уговариваю, уговариваю, а самому хочется ружье схватить да по морде этому окаянному. Только одно и удерживало, что ведь и я-то вроде с ним, заодно...

Когда пристали к берегу, я говорю брату: заводи, мол, машину. А он: «Свези, Ванюша, на мотоцикле, масло у меня спущено, провозимся долго...»

Не знаю, уж как я и затолкал ее в коляску. В дороге — еще хуже, стонет. Тряпки, вижу, набухают кровью. Она стонет, а я только зубы покрепче стискиваю да на газ жму. Довезти бы, думаю, только бы довезти... Скорей, скорей...

Про масло я потом у Кольки, у сына его, спрашивал. Масло он и не спускал вовсе. А что вам тогда говорил про бензин — тоже враки...

Летом 1959 года Веткин случайно встретил на Невском своего старого товарища Котова, с которым он еще до войны учился в строительном техникуме. Обнялись, расцеловались.

— Ты торопишься? — спросил Котов.

У Веткина семья жила на даче, и вечер был свободен. Но на всякий случай он поинтересовался:

— А что?

— Пойдем, пропустим по рюмочке.

Зашли в ресторан. После выпитого коньяка беседа стала оживленней. Сначала наперебой рассказывали друг другу о своих сокурсниках, потом каждый стал рассказывать о себе, — как-никак, а почти двадцать лет не виделись.

— Ты всё на железной дороге работаешь? — спросил Веткин.

— Нет, в местную промышленность перебрался. В пригородный промкомбинат.

— Чего это ты профессию переменил? Ты же всегда был патриотом железных дорог. Наверное, неприятности?

— Нет, уволился по-хорошему. Даже не отпускали. А ушел потому, что надоело всё это: работаешь, работаешь, а жизни не видишь.

— Теперь в промкомбинате, небось, жизнь увидел? — улыбнулся Веткин.

— Да как тебе сказать... — замялся Котов. — Во всяком случае не жалею, что ушел с транспорта. А ты где трудишься?

— Всё там же, в тресте нежилого фонда.

— Сколько платят?

— Девятьсот восемьдесят.

— Приработок?

— Никакого.

— Не густо.

— Жена тоже работает. В общем, хватает. Ну а ты сколько получаешь?