– Рад, что ты очнулась.
С чего бы? Сияет, словно 'лампочка Ильича' в период электрификации всей страны. Ему тоже, что ли, патрон вкрутили или два провода подсоединили сами знаете куда?
– Ты кто, попрыгунчик? – стала допытываться я.
Раздулся тетеревом на токовище, грудь колесом выкатил… Зря старался, кстати, до Иалониных размеров ему, как до Китая из Европы на трехколесном велосипеде катить… Бровки грозно сомкнул:
– Как ты смеешь, шлюха, разговаривать со мной в подобном тоне? Я хозяин замка и окрестных земель, лорд Гайно!
Ясненько. То, которое не тонет. Учту. Стоп. Хозяин? А где Кондрад? Неужели продал меня ЭТОМУ? Как этот козлик меня обозвал? Каркнула:
– Но-но, огрызок племенной аристократии, давай полегче на поворотах, я тебе не давала, чтоб меня оскорблять.
Его перекосило. Может, добьет сразу, и не придется устраивать этот никому не нужный цирк? Мужик покраснел, запыхтел, кажись – дым ушами выходить стал. Жиденький тип ногами затопал, схватился за штаны и заверещал:
– Я сей же час исправлю это упущение и устрашу, а следом приведу тебя, мерзкое плебейское отродье, к покорности!
Это он о чем гуторит? Это он моего папу оскорбляет?
– Чем ты можешь меня испугать, ошибка козлиного ДНКа?
– Я покажу тебе, сука, главное грозное оружие дома Гайно, не знающее поражения и устрашающее всех, кто его видел! – и развязал штаны.
Я, ожидавшая почти в нетерпении демонстрации разрекламированного экспоната из кунсткамеры, увидела ЭТО и заржала во весь голос, не обращая ни малейшего внимания на боль и тошноту. В пересохшем горле словно черти драли, треснувшие губы просили влаги. Неважно. Сегодня мы развлекаемся.
Бог оштрафовал моего обидчика еще при рождении и поступил совершенно правильно:
– Если ЭТО главное оружие твоего дома, то подавай-ка ты, мужик, на разоружение!
В спешке завязав довольно-таки непрезентабельные штаны, лордик хватил меня кулаком с размаха в скулу. Я покатилась с лавки, упав навзничь. На полу он стал добивать ногами, а довольно быстро утомившись, взялся за кнут, крича:
– Я научу тебя покорности и поставлю на колени. Проси пощады и признай меня господином!
– Пошел ты, мразь! – почти шептала я разбитыми губами. – Не дождешься! И передай своему хозяину, что Илону можно сковать и продать, а вот купить попробуй… Никогда и ни перед кем! Не буду рабой! – срывался хрип с разбитых губ. Капризное сознание в этот раз уперлось и не спешило делать мне ручкой, боль в ребрах была дикая, но гордость не сдавалась. Наконец пришло долгожданное забытье и темнота.
Мой персональный палач приходил каждый день с одним и тем же требованием – покориться, и получал один и тот же ответ – никогда. Я близко познакомилась и с плетью, и с розгами, и с кнутом. На теле не осталось живого места, но хуже всего, что воспалились и загноились раны на плече и бедре от сырости, грязи и недоедания. Доброго тюремщика сменили в первый же вечер, после того, как поймали на подсовывании мне дополнительных порций воды и хлеба, теперь меня стерег скелетообразный прыщавый ублюдок с гнилыми зубами и повадками гиены.