— Приятно, Олежка. Правда, очень приятно. Пообещай мне кое-что?
— Что?
— Нет, ты сначала пообещай. Ничего невыполнимого, честное слово. Я тебя когда-нибудь обманывала?
— Ну ладно, — не стал спорить Олег. — Обещаю.
— Не делай так больше, хорошо?
— Как?
— Вот так. Не рискуй больше жизнью ради того, чтобы принести мне цветы. Одного раза вполне хватит. И вообще, нас, женщин, не стоит баловать, — она игриво улыбнулась. — Мы, женщины, чересчур быстро привыкаем ко всему хорошему. А цветы — это хорошо.
— Чем же хорошо? — рассмеялся Олег, расшнуровывая ботинки. — Их на себя не наденешь, на вкус они — ничего особенного.
— Можно подумать, — отозвалась Иришка с кухни, куда она убежала наливать воду в вазу, — ты их пробовал на вкус.
— Да ты тоже не пробовала! Никогда не видел, чтобы кто-нибудь цветы ел. Они у всех в вазах стоят, а потом увядают, и их выбрасывают.
— Ну что ты за человек такой! Вот во всем нужно негатив найти? Это знак внимания, балда. Внимание — оно ни в чем не измеряется. Оно либо есть, либо нет, и неважно, что цветы потом засохнут. Внимание-то было, и все тут. Ты есть хочешь, странник ночной?
— Да. Есть. Как зверь. Ррррррр, — Олегу было невероятно хорошо, легко, спокойно и умиротворенно. Его ночные приключения, бой с загадочной крысой, которая имела все шансы покончить с его земным существованием, размышления о том, как поступить с раненым врагом — все отступило перед нахлынувшей вдруг нежностью. Хоть кто-то меня любит, потрясенно подумал Музыкант. Любит — то есть принимает меня таким, каков я есть, не пытаясь переделать под собственные представления об идеальном мужчине. Конечно, мы неосознанно всегда переделываем друг друга, перестраиваем-перекраиваем, но полностью этого избежать невозможно. Но она хочет, чтобы я был самим собой, своим собственным. И поэтому я готов принадлежать ей.
Частично.
Иногда.
Но другим я не буду принадлежать даже на этих условиях.
— Ну иди кормись, — Иришка зазвенела посудой. — Потом спать будешь?
— Наверное. На сытый-то желудок…
— Хорошо. Тебе компанию составить?
С утра пришел посыльный из штаба, Стасик Панкеев, парнишка лет шестнадцати, с которым Музыкант как-то разговорился на крыльце Штаба, ожидая, пока штабисты закончат какой-то крайне важный разговор, который ни в коем случае нельзя было прерывать. Стасик принадлежал к интересному поколению: люди его возраста до Катастрофы уже вполне осознанно воспринимали окружающий мир, но как личности они формировались уже после Катастрофы. Несмотря на то, что парень еще не достиг возраста, в котором люди Города обязательно носили оружие, заступали в караулы и совершали вылазки в серую зону, металлический кругляш на его потертой джинсовой куртке уже украшала плетеная нитяная косичка. Пока что одна. Из разговора на штабном крыльце Олег знал, что крысу парень подстрелил чуть ли не случайно, когда носил бумаги на один из постов, который внезапно подвергся атаке тварей. «Крысиный хвост» сплела некая «рыжая Машка», к которой Стасик неровно дышал. По крайней мере, так оно было два месяца назад.