— Адреса?! — и в результате «шпионаж» и 25-летний срок.
Все было так чудовищно, что парень не мог осознать реальности случившегося, и так же, как Вайс, относился к своей участи без явных признаков отчаяния.
На переломе зимы 48–49 года нас из Беловской пересылки отправили в спецлагерь для 58 статьи в Киселевск. Врачом стационара сделался доктор Тоннер, обрусевший голландец, которого вместе с советскими немцами выслали, а потом посадили. (В те годы даже швед тоже считался «немцем». Так выслали Витьку Бутлара). Тоннер снова госпитализировал двух юношей, и они лежали в палатах для самых тяжелых, ради присмотра за ними, так как я была единственной сестрою, но все-таки не могла не спать. Герд и Вайс были совершенно идеальными добросовестными мне помощниками, на них можно было полностью положиться, Мальчики тактично говорили между собою по-русски, изредка только перебрасывались немецкими фразами, «чтобы не забыть родной язык», как объяснял мне Герд.
Ночью я вставала и обходила палаты. В одну ночь вижу; Вайс спит, рядом, сидя на своем ложе, Герд мастерит что-то.
— Чем ты занят, Герд?
— Т-с-с! — Он прикладывает палец к губам и показывает на спящего Вайса. — Я делаю для него торт. Завтра у Гельмута день рождения. — «Торт» представлял собою кусок черного ржаного пайкового хлеба, квадратом вырезанного из пайки. Он положен на красиво вырезанную из бумаги «кружевную» салфеточку, и я понимаю, для чего вечером Герд попросил у меня листок белой бумаги. В хлебную мякоть Герд узором втыкает скопленные за несколько дней лекарственные витаминные шарики на сахаре. Хлеб — это тоже жертва: от скудной пайки в 600 грамм надо было вырезать изрядный кусок.
Узор из белых шариков образует число 18 — столько лет исполняется Вайсу. Теперь он — совершеннолетний. Розовые, разложенные с чисто немецкой аккуратностью, украшают углы. Растроганная, я приношу Герду еще горсточку витаминов и к его подарку добавляю от себя карандаш и маленькое саше для гребенки. Во время утреннего пробуждения именинника я буду занята в амбулатории.
Утром сияющий Вайс приходит благодарить меня. Мальчик в восторге! За тысячи километров от родины у него есть друзья, устроившие ему настоящий «гебурстаг».
В ту суровую зиму мы с Тоннером спасли этих двух немчат. Весною Вайс, уже здоровый, пошел на общие работы, Герда, нежного, как девушка, и более образованного — он знал латынь — Тоннер понемногу приучил к фельдшерскому ремеслу, и летом Гердик уже чудесно делал вливания и аккуратнейше фасовал порошочки в чистенькой нашей аптечке. И даже ухаживал за хорошенькой новой сестрою. Я же в этом лагере была в новой ипостаси: актрисой создаваемого там театра.