И вдруг, на лесной тропинке бородатый, коренастый Бирюк с ружьем. С визгом мои подружки бросают собранное и — наутек! А у меня Женька с тележкой, куда я с ним убегу?
Стою на дорожке, обняв за шею ослика, и с трепетом смотрю в глаза приближающемуся леснику.
— Ты что же это, а? Твой ишак? А ты чья? — с удивлением смотрит на мою старенькую и тесную, еще с приготовишек уцелевшую гимназическую формочку с пелеринкой. Притом окраинные ребятишки как один — босые, а я в ботиночках.
— Чия-а? А ты уж не Бориса ли Георгича дочка? Ну! — Он смеется довольный. — Уж больно похожа! — Много позднее от папы узнала, что в этом лесу под видом картежной игры ставропольские революционеры — эсеры, максималисты, к которым прежде принадлежал и отец мой, устраивали нелегальные сходки. Бирюк же был их участником и охранителем.
— Как же тебя, такую маленькую, мать в лес посылает? Дров нет! Ах, ты! А правила о сохранении леса знаешь? — Он оглядывает наши вязаночки, свежих веток в них вроде бы нет. — А чего меня не побоялась, не побежала? В отца! А не боишься, что я осла вашего заберу? Я б забрал, если б ты не Борис Георгиевича дочка. Враз реквизировал бы ишака!
Он наклоняется ко мне и шепотом спрашивает: «А от отца вести есть? Он теперь, поди бо-ольшая шишка! Ну, ничего! Наши придут, и отец прийдеть. На! — Он протягивает мне кусок золотистого пчелиного сота, величиною ладони в три. — Ну, чего там, бери, матери отдашь. Мать-то не преследуют? В разво-оде?! Вишь ты! — Я доверчиво рассказываю ему, что у нас дяди офицеры, и при белых нам ничего, спокойно.
— Ну, лады! Пригодилися, значит, и ахвицеры. Молодец ты, девка хорошая, и отвечаешь вежливо. — Он собирает весь брошенный хворост и ловко укладывает его в бидарочку. Я жалуюсь, что Женька упрямый очень, иногда останавливается и — ни с места.
— А я тебя, дочка, научу, — говорит лесник. — Припаси заранее травки или сенца подуховитей и перед носом у него поводи издали. Он за им тронется — ты спереди его и приманивай, и приманивай. А уж как разойдется — скорми, он тогда долго послушный шагать будет… А в лес больше не ходи. Лихих людей много. Матери скажи, нехай ко мне в сторожку зайдет. Я дам хмызу, сколько надо.
Вежливо поблагодарив лесника за медвяную сотину, я, как мужичек с ноготок, трогаюсь в путь рядом с бидарочкой, из которой торчат сучки и хлобыстины. Заупрямится Женька — делаю, как научил Бирюк…
Уже в степном промежутке между леском и городом — два усталых офицера в черкесках и кубанках.
— Девочка, эй, девочка! Твой ишак? А ну, давай его сюда! Он нам нужен. Давай, а то… Что у тебя там, дрова? Бидарка нам не нужна, выпрягай, может, на себе докатишь. Ну, тогда возьми, сколько донесешь, а потом вернешься, остальное возьмешь! Не плачь. Ишака мы у тебя реквизируем по законам военного времени, поняла! Не пла-ачь, ну!