Да ты вроде в гимназии учишься? — говорят они, рассмотрев мою форму с пелеринкой. — В Ольгинской? Ишь ты, молодец! Ну, не плачь, гимназисточка, — война идет!
Говоришь, живешь близко? На Невинномысской? А давай-ка, гимназисточка, мы вместе с тобой дрова довезем до дому, а потом ишака все-таки заберем. Да не плачь ты! Скоро вот белая армия победит, тебе жених-офицер коня каракового подарит. А твой папаша кто?
Я знаю, как им ответить на этот вопрос. Папы у меня нет. Потом, суеверно ужаснувшись тому, что сказала, добавляю, что он живой, они с мамой в разводе.
Приехал однажды, подарил мне осла и уехал, может быть, насовсем. Кто он, я, Боже сохрани, не сообщаю. Они в восхищении выслушивают историю о «наглядном пособии» против упрямства и о происхождении имени ишачка.
Ну, не плач Женечка, — утешают, — Женька твой нам действительно очень нужен, но мы его тебе вернем, ей Богу вернем. Что мы, красюки-хамье, чтоб так просто отнять отцову память? Мы его вернем… ну, через месяц-другой…
Разговаривая, мы уже шагаем по нашей улице, немощеной, широкой, как луг, поросшей травою, цветиками и перерезанной канавками. Навстречу нам бежит, спотыкаясь, мама, испуганная, в домашнем. Нюська прибежала, черная от ужаса, и рассказала, что мы с Женькой попали в плен к Бирюку. Мама мчится выручать дочку и изумленно замирает: перед нею я с двумя офицерами, Женькой и тележкой, полной хвороста.
— Мадам! — изысканно обращается к ней офицер. — У вас прелестная дочка. Но мы вынуждены огорчить вас, нам нужен этот ишачок. В обозах не хватает тягла — война, мадам. Вы уж нас простите, но мы заберем ослика, гм… с обязательством вернуть его при первой же возможности.
Офицеры пошептались, и один из них обещает: — Завтра я прикажу завезти вам дров. Где ваш дом? Вон тот? То-от? — с почтением переспрашивает он, потому что наш дом на окраинной улице среди хатенок выглядит весьма буржуазно.
Мама, бросившаяся ко мне, почти не слушает их, она счастлива, что я жива-здорова, утирая мои слезы, она утешает, что Женьку возьмут только на время.
Ведь это офицеры, — говорит она, — они не обманут. Офицеры, Женя, обмануть не могут. Перевезет им Женька что нужно, и его вернут.
И тогда мы с вами, мадам, выпьем бокал прекрасного вина за здоровье вашей девочки, — добавляет один, приосаниваясь и соколом глядя на еще хорошенькую маму-разводку.
Мама отвратительным для меня образом улыбается. Она не протестует, что отнимают Женьку, папин подарок, папу могут убить, и у меня от него ничего не останется! Я задыхаюсь, от горя, срываю для Женьки ромашки, он их любит особенно, мягкая мордочка щекочет мои ладони, ослик трогательно пошлепывает сломанным замшевым ухом.