Мое лицо и без того никогда не отличалось мужественными чертами. Отсутствовал точеный профиль и римский нос. Подбородок был маленький и не похож на своего волевого собрата, удачно пристроившегося на лице Пирса Броснана. Не было ничего такого, что так нравится в мужчинах женщинам. Хотя нет, вру. Глаза! Мои глаза, раньше излучавшие наивный и жизнерадостный свет, многим казавшийся совершенно неуместным и несерьезным, утратили прежний блеск. Но это не было незаменимой утратой, взамен я получил нечто другое. Ведь недаром говорят, что глаза — зеркало души. Несомненно, в моей душе произошли качественные изменения, и сейчас на меня смотрел совершено другой человек, не тот, что купил билет на несчастливый самолет. В глазах была целеустремленность, приятно сочетающаяся с решительностью, и любовь, любовь к жизни.
К сожалению, кроме этой целеустремленности во взгляде, любоваться было не на что. Серые разводы копоти на щеках, следствие не частого умывания снегом, поджившая рана на лбу с коркой запекшийся крови, волосы, сбитые в колтун: вот мой портрет. Кстати, украшенный страшной беззубой улыбкой. Зубов почти не было. Вот уж поистине потребуются геркулесовы усилия, чтобы воссоздать их в прежней красоте. Но на тот момент это было не важно. На повестке дня значилось другое, более важное мероприятие, — марш-бросок к скопищу мертвецов. Стоило мне подумать об этом, как перед глазами рисовалась картина последних мгновений жизни несчастных пассажиров
Изготовив новый посох с остро заточенными концами, поменяв пакеты на ногах, поправив лямки на одежде и надев большую черную сумку на плечо, я покинул свое жилище.
Солнце было надежно спрятано в облаках, и можно было только гадать о том, в какой же точке небосвода оно сейчас находится. Убедив себя, что времени около девяти или десяти утра, и перекрестившись, я направился вниз к реке.
Когда-то стремительное течение горной реки теперь покрылось ледяным панцирем. Выйдя на реку, теперь похожую на дорогу, я ногой расчистил снег. Лед был прозрачным и блестящим, будто бы хрустальная река неожиданно устала и остановилась. Чтобы проверить надежность льда, подпрыгнул. Лед недовольно скрипнул, но выдержал. Я содрогнулся, подумав о жутких ночных морозах, которые всего за несколько суток победили гордую и непокорную речку.
Пакеты сыграли со мною злую шутку. Я поскользнулся на коварном льду, причем так резко, что ноги мои взвились вверх, а тело всей тяжестью ухнуло вниз. И лед снова выстоял. Он был крепок, как голова второгодника, с философским спокойствием сносящая директорский гнев.