— Нет, будь моя воля, Серафим, я бы дал тебе большой и тяжелый золотой орден, — заявил я ангелу. — И это далеко не все, что ты заслужил на самом деле.
Старик любил похвалы, а я не видел в том ничего предосудительного.
— Мало того, — продолжал я, — я готов пойти к твоему работодателю и прямо заявить, что негоже такому трудолюбивому, умному, талантливому работнику прозябать на столь, на мой взгляд, недостойном поприще и наверняка, низкооплачиваемом!
Видимо, при этих словах старик смутился, он невнятно проблеял, что мои слова наилучшая из всех наград, что он всем доволен и не видит нужды беспокоить Самого такими пустяками.
Я еще некоторое время делал вид, будто собираюсь отправиться на прием к Господу, буквально заставив Серафима умолять меня, никуда не ходить.
О, если бы вы его слышали! Он разливался соловьем и аж светился от умиления.
Я, конечно, не хихикал в душе, как некоторые невоспитанные товарищи могут подумать. Нет, и еще раз нет! Я только лил бальзам похвалы на сердце старого инквизитора, которому злодеяния прошлой жизни не давали покоя. Я говорил ему: плюнь на все, старик, что было, то прошло. И он плевал, и ему становилось хорошо, как бывает хорошо коту, натрескавшемуся сметаны и лежащему на теплых коленях хозяйки.
Потом, ближе к вечеру, мы, устроившись поудобней, стали рубиться в шахматы. Хотя, если честно, я бы предпочел перекинуться в подкидного дурачка или расписать пульку, так как времени у нас было более чем достаточно. Однако старик заявил, что карты на небесах, находятся под категорическим запретом. Запрещено так запрещено, не плакать же по этому случаю!
Шахматы — игра размеренная и от нее можно получать удовольствие, если играть не с чемпионом мира. Так как играли мы на «интерес», то позволяли себе по ходу матча делать различные колкие замечания, причем большинство из них совсем не относились к игре.
Меня больше всего заботила моя вторая половинка, если так можно выразиться, едва удравшая от волчьей стаи. Однако Серафим заявил, что все будет у меня пучком, предложил не отвлекаться от игры и в доказательство своих слов ловко сожрал моего «офицера».
Спорить я не стал, зная, что ангел не подведет. Все находится под его чутким контролем.
На гибель «офицера» я ответил мощным контрнаступлением, в результате которого был продавлен центр вражеского фронта, при его обороне сложили головы: «конь», «офицер» и две пешки. На правом фланге мне также сопутствовал успех, ознаменовавшийся взятием на абордаж серафимовой «ладьи».
Мои успешные действия были встречены недовольным бурчанием, переходящим в возмущенное клокотание. Впрочем, старикашка быстро собрался с силами и нанес мне ответный удар, заставивший меня попятиться назад, оставив на поле две пешки и второго «офицера».