И в этот момент вожак бросился мне на грудь. В нем было не меньше шестидесяти килограмм, поэтому он легко сбил меня с ног. Его клыки, как мне с перепугу показалось, не уступающие по длине клыкам знаменитого смилодона, потянулись к моему горлу. Бросив посох, я попытался отпихнуть от себя свирепую тварь. И мне в каком-то смысле это удалось, потому что в зубах хищника оказалась не моя глотка, а всего лишь шейный платок, тот самый, что я обнаружил в дамской сумочке. Не дав волку возможности разобраться и с платком и моей шеей, я ударил его в грудь швейцарским ножом. Потом еще раз и еще…
Волк взвыл, судорожно забился на лезвии, орошая мое лицо кровью. Не помня себя от ужаса, отвращения и боли в поврежденном запястье, я столкнул живого еще зверя на окровавленный снег, поднялся на четвереньки и со всех ног кинулся к своему убежищу, не дожидаясь, когда на меня бросятся остальные волки. Битву я выиграл, но поле боя все же осталось за врагом. Победа была пирровой!
Вернувшись в каморку, я обессилено рухнул на дрова. Я был совершенно измотан. Силы оставили меня. Я закрыл глаза, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями. Сильно болела левая рука. Наконец открыв глаза, я осмотрел на нее.
— Боже мой!.. — вырвалось у меня.
Вся рука была залита кровью, которая продолжала течь из рваной раны на запястье.
— Проклятая тварь! Как покалечила, а!
Кровь была повсюду — на одежде, на дровах, на стенах... Я никогда не переносил вида телесных ран, а уж от вида крови неоднократно, к собственному стыду, падал в обморок. Вот и сейчас в висках предательски заломило, затылок похолодел, и веки налились свинцом. Я понимал, что нельзя закрывать глаза, иначе потеряю сознание. Я сопротивлялся, но, Бог мой, как же я устал... Мои глаза сомкнулись, и… тысячи белых голубей выпорхнули в светло-голубое небо.
Долго ли я был без сознания? Не знаю. Может, одну минуту или пять, а может, и полчаса. Но когда я открыл глаза, кровь все также сочилась из раны.
Первое инстинктивное желание — зализать рану, а потом, если понадобится, перетянуть руку. Я боялся, что у меня повреждена вена.
Кровь, солоноватая на вкус, была даже приятна. По-звериному зализывая рану, я почувствовал приступ голода и, поддавшись его искушению, вылизал все до последней капли, вытекшей из раны. Теперь я понимаю искушение вампиров, жаждущих теплой крови. Представив себя с окровавленным ртом, острозубой вампирской ухмылкой, я почувствовал, как меня подташнивает. Я сильно зажмурил глаза, весь напрягся, не позволяя спазмам желудка сделать свое мерзкое дело.