Сибирский Робинзон (Черетаев) - страница 4

А по стеклу безразлично барабанил дождь…

Чайник засвистел. Стараясь ни о чём не думать, я налил чая в большой бокал. Бросил в него шесть ложек сахара, два кружка лимона и принялся ждать, когда напиток остынет до приемлемой температуры…

Есть такое понятие — самобичевание. Уж поверьте мне, несчастному: это детская забава по сравнению с тем, что в тот вечер я вытворял с собою. Самоуничтожение и саморазрушение собственного «Я», вот настоящая пытка для сходящего с ума человека. Кувалдой самопрезрения молотил я, не жалея сил, по своему «Эго», которое отбивалось и защищалось как могло! Но я был беспощаден, уничтожая мечты, надежды, воспоминания… Осколки чувств разлетались во все стороны...

Обхватив голову руками, я сидел и исходил потом… Я задыхался, словно стальной обруч перетянул мне грудь… Мир вокруг умирал, и я умирал вместе с ним. Мокрый и уставший, я заканчивал свой жизненный путь… Моей душе уже ничего не хотелось, да и осталось ли она со мною?

Неожиданно я понял, что больше не могу здесь находиться. Нет мне здесь места. Нет! Мне всё опротивело, и теперь пришло время покинуть свое убежище. Оно мне больше не нужно…

Одним глотком допив чай, я начал собираться. Я был спокоен и решителен, наверное, даже мужественен, и эта мысль меня страшно рассмешила. В эту минуту я мог бы гордится собой.

«Я ухожу с улыбкой на устах, как древний герой, — пронеслось у меня в голове. А затем: — Наверное, так и сходят с ума».

Я вышел на улицу, и шквалистый дождь тут же окатил меня с ног до головы, а бешеный ветер ударил в грудь, припечатав к железной двери подъезда. Посмотрев на ключи в моей руке, я понял, что они мне больше не нужны. Я отшвырнул их; ключи резко взвились вверх и по траектории, заканчивавшейся где-то далеко в кустах, исчезли.


Не помню, как я добрался метро. Более-менее четкое представление об окружающем мире вернулось ко мне, когда я уже покинул подземный лабиринт. Стеклянные двери вестибюля «Новокузнецкой» вытолкнули меня в ночную Москву. Шумная и пестрая молодежь мелкими группами «тусовалась» под крышей станции. Почти все с бутылками пива, с сигаретами. Парни и девушки громко кричали и смеялись, смачно оплевывая асфальт. Раньше это «наплевательское отношение» всегда меня раздражало. Однажды я опрометчиво сделал замечание таким «верблюдам», после чего пришлось долго отбиваться, а потом резво уносить ноги…

Не обращая внимания на ливень, я направился по Пятницкой в сторону Кадышевской набережной. Бредя, как печальный ослик, по залитому водой тротуару, мимо больших ослепительных витрин кофеен, я иногда останавливался и смотрел на веселых людей, пьющих горячий кофе и поедающих сладкие пирожные.