Медленно, но я все же шел вперед. Каждый шаг давался с трудом. Я жутко устал и отупел; меня качало от четырехдневного вынужденного голодания. Силы были почти на исходе.
«Кресло», — как-то заторможено констатировал я, увидев велюровую ткань, присыпанную снегом.
Забавно, но, увидев кресло, я тупо прошел дальше ещё метров пять. Остановился, медленно развернулся и уставился на него. А затем, опрометью бросившись назад, я оступился в снегу и упал, но моя рука все-таки дотянулась до кресла. Когда-то мягкая ткань стала твердой, как камень, но это уже не имело никакого значения. Важно, что это кресло из моего самолёта.
— Есть! Нашел! — взвыл я.
Спасён!
Разумеется, искать обломки самолёта нужно было где-то здесь…
— Искать, искать и еще раз искать, — возбужденно приговаривал я.
Окрылённый находкой, я быстро пошел вперед, присматриваясь к каждому подозрительному бугорку, под которым могли находиться другие обломки самолёта. В невероятном лихорадочном возбуждении, меняя направление, иногда падая в снег и вновь поднимаясь, я продолжал рыскать в поисках разбитого лайнера. Снег забился в ботинки, под джинсы и даже за воротник куртки.
Мой взгляд наткнулся на какую-то железку, торчащую из снега. Оказалось, что это ножка, крепящая кресло к полу самолёта. Я не технарь, и как она называется на самом деле, не знаю. Потом я обнаружил еще три перевернутых кресла. В глаза бросилась одна деталь, приковавшая меня к месту. Рядом с одним из кресел из-под снега виднелась рука — мужская рука, с большими часами на запястье… Рука была бледно-синего цвета. До этой минуты мне даже не приходило в голову, что рано или поздно я наткнусь на мертвецов. А я, признаться, с детства боюсь вида крови, а уж про мертвецов и говорить страшно… И вот теперь вид замороженной человеческой длани, похожей на кусок говядины, потряс меня до глубины души. Не помню, сколько времени я вот так простоял, ошарашено глядя на эту руку, но затем все-таки заставил себя идти дальше. Чувство эйфории улетучилось в мгновение ока, словно молния, озарившая на долю секунды путь через ночное кладбище…
Я поднимался по склону горы. Здесь деревья росли не так плотно, пропуская больше света, ветра и снега. Идти стало еще тяжелее, но я был уверен, что иду в правильном направлении.
Я был настолько увлечен поисками, что не заметил, как закончился дождь. Я шёл и шёл вперед, окрыленный надеждой, подгоняемый голодом и холодом, поглощённый одной идеей, одной мыслью — найти злосчастный самолёт. Если я его не найду до конца дня, то смерть найдет меня. Я шёл вперед. Ведь пока я идешь — надеешься, а пока надеешься — живешь.