Сибирский Робинзон (Черетаев) - страница 49

Холод заставил меня шевелиться и думать. Со мною и раньше так бывало: на смену бурным эмоциям, извергающимся подобно вулкану, приходило отрезвление и способность решать возникающие проблемы. Все накопленные негативные чувства и воспоминания, словно трава, выгорали, освобождая место продуктивному мышлению.

Встав, я, как мог, отряхнулся. В голове искрой вспыхнула какая-то идея, но тут же ушла из моего затуманенного сознания. Я посмотрел под ноги, на снег, а затем наверх. И тут меня наконец озарило: ведь под ногами тонны строительного материала!

Как плохо работать одной рукой! Сбрасывая под ноги снег, я одновременно утрамбовывал его. Дело спорилось, но мне приходилось устраивать перерыв и дыханием обогревать замершие ладони.

— Уф, уф, — выпускал я в сжатые ладони тёплый воздух, одновременно приседая или подпрыгивая, чтобы хоть как-то согреться. Согревшись, я вновь брался за тяжёлую работёнку.

Понемногу, сантиметр за сантиметром, я поднимался к двери. И чем выше росла ступень, тем лучше становилось настроение. Прошел приблизительно час, а может быть, и больше, пока вход не оказался на уровне моего живота.

Подпрыгнув повыше, насколько было возможно, я ухватился правой рукой за косяк и втащил себя в самолёт. Из-за того, что он лежал не ровно, а с небольшим креном и как бы чуть завалившись набок, мне пришлось передвигаться почти как скалолазу.

В салоне самолета было холодно и мрачно. Разбитые иллюминаторы пропускали совсем немного и без того неяркого дневного света. В сумрачном воздухе плавали маленькие снежинки, они поблескивали, попадая на свет. Весь салон был запорошен снегом. Почти повсюду были трупы людей. Я догадался, что в салоне остались только те, которые в самом начале катастрофы успели пристегнуться. На руках одной из женщин лежал мертвый ребенок двух- трех лет от роду. Я словно услышал, как она напевает, стараясь успокоить занервничавшего малыша, и поспешно отвел взгляд…

Везде валялись подушки, одеяла и сумки и, что меня больше всего поразило, обувь, очень много обуви. Ботинки, сапоги и даже туфли, были свалены в проходе.

Больше всего вещей скопилось непосредственно перед люком, вероятно, эта жуткая масса образовалась в момент удара о землю. Стараясь не смотреть в лица мертвецов, я стал пробираться туда, где был один из буфетов лайнера. Шаг за шагом, держась за стенки, я пробирался к буфету. Впереди, загромождая путь, лежал лицом вверх очень грузный мужчина. Его лицо было разбито и окровавлено. Один глаз, видимо, при ударе самолёта о землю выскочил из глазницы и теперь, держась на кровеносных сосудах, висел на виске, а под головою намёрзла большая лужа крови.