Я вдруг вспомнил, как в четвертом классе (тогда я был совсем глупенький) согласился прокатиться по ледяной горке внутри старого холодильника, который мы с друзьями нашли на помойке. Я был единственным из нашей четверки закадычных друзей, кто рискнул спуститься таким образом вниз. Ледяной спуск длинною приблизительно в сто метров, как это часто бывает, заканчивался небольшим трамплином. Я уже решил было отказаться от своей затеи, но мои дружки успели захлопнуть дверь холодильника, тем самым не оставляя мне возможности увильнуть от удовольствия, прокатиться на этом бесплатном аттракционе. Они не просто спустили меня вниз, они, сначала разогнали мой «снаряд». Правда, сделать это я попросил сам, но за пять минут до того, как залез в железный ящик.
Бог мой, как же холодильник, громыхая на всю округу, летел с горки! Жуткий страх охватил меня, я кричал, лежа в мчащейся железной коробке. Меня трясло, и я бился о крышку и о стенки. Холодильник со скоростью болида выскочил на трамплин и, взвившись на несколько метров, с жутким грохотом рухнул, я бы сказал, обрушился, на землю. Но самым неожиданным и неприятным оказалось то, что чёртову дверцу заклинило. Я бил и руками, и коленками, а она никак не хотела открываться. А три моих друга-придурка, вместо того чтобы открыть её, начали танцевать на холодильнике. Когда мне удалось выбраться, я с кулаками набросился на идиотов. Потом мы целую неделю ходили со ссадинами и синяками. С тех самых пор я опасаюсь маленьких и намертво запертых помещений. Кажется, это называется клаустрофобией…
Фюзеляж торчал из снега под сравнительно небольшим углом и до открытого пассажирского люка я добрался без особых трудностей, если не считать препятствием глубокий снег. Однако одно дело — дойти до входа, другое же — пройти через люк, расположенный на уровне вашей головы. Ни подпрыгнуть, ни дотянуться я был в не состоянии. Я стоял в недоумении и пытался сообразить, что делать. Несколько раз, ухватившись здоровой рукой за проем люка, я силился себя подтянуть, помогая коленями, но все было тщетно. Я снова и снова сваливался вниз, в снег. Нечего было и думать вот таким способом забраться лайнер… Лежа в снегу, я готов был рыдать от бессилия. Мне казалось, что я никогда не попаду внутрь.
Со злости я принялся молотить по снегу здоровой рукой. Меня словно захлестнула волна ненависти ко всему миру, к этому проклятому снегу, погоде, самолёту. Я возненавидел самого себя. Ненависть бушевала во мне, она сводила меня с ума. Я посылал в небо жуткую брань и богохульства. Я успокоился только, когда совсем обессилел, и ещё долго лежал, равнодушно разглядывая недоступный вход.