Чем дальше шёл, тем больше мне нравилась прогулка в гордом одиночестве. Предоставленный самому себе, я почувствовал прилив сил и вдохновения. Жизнь стала казаться отличной штукой…
Очнувшись, я, первым делом, утрамбовал в сумку всё, что можно было унести. Голова предательски гудела и кружилась, а живот сводило от тошноты. Я уже пожалел, что так необдуманно приложился к бутылочке.
Нужно было спешить. Прикинув, что перевалило за третий час и скоро стемнеет, я пополз к выходу. Вскоре, опять наткнувшись на мертвого толстяка. И тут я понял, что не смогу снова перебраться через него. От нахлынувшего ужаса и отвращения у меня временно помутился рассудок. Задыхаясь от злобы, брызгая слюной, я крыл матом на мертвеца, будто он был виноват, что преградил мне путь! Боясь к нему прикоснуться, я как полоумный принялся кидать в него мерзлые помидоры и огурцы. Понятное дело, труп не повел ухом и не пошелохнулся, чтобы посторониться.
Истерика закончилась одновременно с моими силами. Привалившись к ножке одного из кресел, я некоторое время сидел в полной прострации — ни мыслей, ни эмоций — потом поднялся, с полным безразличием перебрался через мертвеца и стал спускаться к выходу.
Возле самого выхода я задержался. Я решил посмотреть по сторонам: вдруг что-нибудь найду полезное. И не зря. В самом начале салона царил полный кавардак. Поначалу, очутившись в самолете, я растерялся и не обратил внимания на одеяла, разбросанные по всему салону. Это, в общем-то, объяснимо: поначалу я жутко трусил и с испугу не понимал и не видел того, что нужно было понимать и видеть. Много за один раз мне было не унести, поэтому, взяв ближайшее одеяло и положив его в сумку, я в последний раз осмотрел салон. Со мной часто бывало: собрав чемодан или рюкзак и думая, что все вещи уложены, я замечал вещичку, которая была на виду, но оказывалась забытой.
Почти под моими ногами лежала женская кожаная сумочка. Я не стал брезговать и этой находкой, и формой и цветом похожей на полумесяц, ибо был уверен, что там найдется то, что с собой не возьмет ни один мужчина. Не рассматривая её содержимое, я повесил сумочку на шею. Было очень неудобно, она болталась на груди и постоянно мешала, но делать было нечего.
Я выглянул из самолёта. Погода портилась. Небо, затянутое тучами, снова надумало обрушить на землю снежную массу. Стоило поспешить. Осторожно спустившись на землю, я изловчился и накинул лямки большой сумки на плечи так, словно я несу рюкзак. Получилось очень удобно. Теперь можно было идти обратно к дому. Пройдя метров двадцать, оглянулся и посмотрел на лайнер. То ли я отупел от голода, то ли был еще пьяным, но вид разбившегося самолёта не вызвал во мне никаких эмоций. Я смотрел на него как на интересную картинку, пейзаж, нарисованный мастерской рукой, — и только.