Теперь можно было переходить к укладке скарба. Это заняло не больше двадцати минут, и вскоре я тронулся, нагруженный добычей, в обратный путь. Радуясь удачному предприятию, я потихоньку затянул какую-то мелодию без слов и, как волжский бурлак, потащил свою волокушу, которая, поскрипывая, заскользила по снегу.
Неожиданно моё сердце кольнуло какое-то гадкое чувство, заставившее меня замолкнуть и посмотреть назад. Меня накрыла волна презрения к самому себе, ибо только в эту минуту я догадался о своей гнусной и шкурной природе. Нет, конечно же, погибшим уже ничем не помочь… И человек я, не верующий, с душою, под завязку забитой гнилыми плодами современной цивилизации, но все же — ЧЕЛОВЕК! Пусть и не очень хороший человек, но уж точно не равнодушный и не циник... Но как же так получилось, что, обшаривая самолёт, превратившийся в братскую могилу, я ни о чем не думал, кроме как о барахле, пусть и необходимом для спасения моей жизни?!
Совершенно опешивший от этой мысли, я рухнул на колени и впервые в своей жизни сделал то, что никогда до этого не делал. Я никогда не молился! Как нужно молиться, я знал только по книгам и фильмам. Но мое сердце, как суфлер для глухой души, подсказало необходимые слова.
«Боже, Отче наш небесный, прости меня грешного, мне очень-очень стыдно, что я остался равнодушным и ни разу не пожалел несчастных пассажиров, прими их души в небеса и пропусти в рай. Я хочу верить, что они недолго страдали… Боже, помоги и мне, не оставляй меня здесь одного! — я почти кричал, а по щекам текли ручьем слезы. — Не оставляй, иначе умру я здесь, я не хочу умирать в этой проклятой тайге! Мне холодно и страшно! Помоги!»
Я плакал навзрыд, нервно всхлипывая. Слёзы ручьём текли по моему лицу.
Трудно сказать, сколько длилась моя истерика. Я пришел в себя, когда джинсы на коленках насквозь промокли. От стояния на коленях, а точнее, от холода начался умопомрачительный приступ зубной боли, от которого я чуть не лишился рассудка.
С трудом, словно пьяный приподнявшись, я осмотрелся, как будто желая убедиться, что никто сейчас за мной не наблюдает. Мне было плохо. Кошки скребли на душе. Я потянул лямку, и моя волокуша медленно поползла по снегу. Теперь тащить ее было тяжелее. Ноги промокли, отчего я замёрз ещё сильнее. Иногда волокуша застревала между стволами деревьев, и мне приходилось вытаскивать ее и искать обход.
Приблизительно через тысячу метров я сделал привал, чтобы подкрепиться. На обед мне достался бутерброд с сыром и пара маленьких глотков текилы. Я ел не спеша, усевшись прямо на волокушу с барахлом и умудрившись устроить на ней даже промокшие ноги.