Как назло, в костёр попала сырая дровина, и каморка наполнилась слезоточивым газом. Дым у меня обычно просачивался сквозь кровлю, в которой я для этой цели проделал отверстие.
— Нужно сделать дымоход побольше, — сквозь слезы и натянутый на голову плед, проговорил я, — иначе угорю, как пьяный в бане...
Однако, как только дым стал более терпимым, я принялся готовить себе завтрак. Кого-то раздражают однообразные завтраки, обеды и ужины. Но моё нынешнее положение, так сказать, «status Siberia robinsonus», не давало мне никакой возможности выказать своё неудовольствие или неодобрение шеф-повару. Во-первых, кому, если я здесь один, а ближайший магазин или ресторан чёрт знает где? А во-вторых, нельзя гневить Бога! Как часто говорится на кухнях по утрам: «Заткнись и ешь!». Поэтому я молча, иногда постанывая от зубной боли, жевал теплые бутерброды и запивал вином.
Снегопад, по крайней мере, сегодня, отрезал мне путь к лайнеру. Он ограничил мою свободу одним-единственным маршрутом, по которому утром я уже совершил небольшую прогулку. Однако сидеть просто так, без дела, наводить тень на плетень, не соответствовало моей натуре, и я стал прикидывать план на самое ближайшее будущее.
— Кстати, не плохо бы сегодня снять шину с руки, — сказал я сам себе, — конечно, разумней подождать еще дня три, но ходить с такой конструкцией несподручно. Да и ремень пора по прямому назначению использовать. Надо же так похудеть, что джинсы на коленки сползают, того и гляди с голой задницей на морозе останусь…
Сказано — сделано, и вот я снова при ремне. Я понимал, что поступаю весьма неосторожно, оставляя руку без защиты, без поддержки, но это был вынужденный шаг. Я пообещал себе, что буду к руке очень внимателен, как поэт к возлюбленной.
Но больше всего меня расстраивала обувь, уж больно ботинки были не по сезону, не к месту.
— Портянки накрутить, что ли? — спросил я сам себя.
Но одобрение эта идея не получила.
«Допустим, если у меня получится плед порвать на тряпки и накрутить их на ноги, тогда я буду смахивать на девиц из сказки, которым башмачок оказался не по ноге».
«Любуясь» ботинками, я заметил черную сумку, найденную еще два дня назад. До меня дошло, что я до сих пор не удосужился осмотреть её содержимое.
От тепла кожа стала мягкой, и молния сумки открылась без проблем. Вещь, вытащенная самой первой, меня ошарашила, и я от восторга потерял дар речи. В моей ладони лежал швейцарский армейский нож, не какой-то перочинный ножичек, а настоящий раскладной нож с лезвием длинною в ладонь. Он был совершенно новый, в магазинной упаковке.