Нет, переводчик не оставил такого впечатления, как Шель, самонадеянно представившийся пленному русскому разведчику, будучи полностью уверенным в том, что славянин никуда не денется. Покрасовался перед поверженным, по его мнению, противником, а потом, наверное, сожалел об этом. Или нет? Может быть, он постарался скорее вытравить из памяти неприятный эпизод?
Вряд ли штурмбаннфюрер может себе представить, что сейчас далеко от него, на подмосковной базе центра, спрятавшейся в густом бору, два русских разведчика говорят о нем, уже думая о том времени, когда рвущиеся на восток полчища завоевателей будут остановлены, когда к ним придет тяжкое похмелье от былых, оказавшихся призрачными, побед. Думают и, еще прямо не признаваясь в этом друг другу, прикидывают возможные варианты новых сложных операций.
Не исключено, что через год или два неудача Шеля на станции Вязники послужит своеобразным паролем-напоминанием, некоей отправной точкой. Где тогда будет обретаться штурмбаннфюрер — в Германии, на временно оккупированной территории или во Франции, Бельгии, Греции? Кто сейчас может сказать? Но раз уж он попал в поле зрения советской разведки, то обязательно найдутся люди, которые смогут рассказать о Шеле, его семье, привычках, учебе, о его окружении и образе мыслей. Найдутся, непременно найдутся внимательные глаза, следящие за его действиями, и вдруг, спустя долгое время, раздастся телефонный звонок или почтальон принесет штурмбанфюреру письмо без обратного адреса…
— Да, — Колесов сунул руку в карман галифе. — Я не забыл! Возьми.
Он положил на скатерть коробку из-под папирос «Казбек». Легким движением пальцев подвинул ее на край стола, ближе к Антону.
Волков повернул голову, поглядел. Потом сел, спустив ноги на пол и взявшись руками за край кровати. Помедлив, протянул руку и взял коробку, положил ее на колени, не решаясь раскрыть и увидеть то, что лежит внутри, под тонкой картонной крышкой.
— Ты просил сохранить, — глядя в скатерть, напомнил Колесов.
Капитан раскрыл коробку. В ней лежали пять камушков.
Вот красноватый осколок гранита, угловатый, с резкими острыми краями, положенный перед вылетом на задание лейтенантом Трофимовым. Видно, не зря ему дали псевдоним Колючий — он и камень-то выбрал шершавый, похожий на клин, с колючими гранями, готовыми оцарапать пальцы.
Волков осторожно, словно боясь причинить камню боль, отодвинул его в сторону — нет больше лейтенанта Трофимова, погибшего, спасая группу, оттягивая на себя немцев. Нет лейтенанта, а его камешек остался.
А вот продолговатый, как ягода винограда «Дамские пальчики», обкатанный голыш, который, немного стесняясь, бросил в коробку бывший студент-химик Коля Егоров, получивший псевдоним Любитель. Никогда не будет больше Коля слушать лекции в аудиториях, не придет сдавать экзамены, не получит диплома, не возьмет в руки оружия, не выстрелит по врагу. Сдал свой последний экзамен Егоров и навсегда остался в белорусском лесу, взорвав себя последней гранатой, когда кончились патроны и не осталось другой возможности забрать с собой вражеские жизни.