Теперь — двадцать восемь часов спустя — Коста решил, что Котяра вконец тронулся умом. Или ограбил рейсовый автобус. Что вообще-то было одно и то же.
В здравом уме Бэзил не притащил бы с собой к Косте девицу. Причем — тут у Косты был глаз наметанный — девицу такую, которой палец в рот класть не следовало бы даже за большие деньги. Лицом она была изящна и конопата, одета — пристойно, а окрасом вышла в осеннюю лисицу. Только вот изысканный профиль ее украшал почти незаметный уже, но когда-то основательный «фонарь» под левым глазом. Свитерок был явно с чужого плеча и на одном рукаве, как ни маскируй, заметно надорван, а на другом — запятнан (да уж не кровью ли?.. Не-е-ет... Кетчупом, видно, — чур меня — конечно же, кетчупом...). Ну, а медно-бронзовая прическа все еще демонстрировала следы ножниц тюремного цирюльника.
«На Харуре сидела девка, — определил про себя Коста. — Точно, на Харуре. Там женщин в каталажке наголо не стригут, а такой вот шиньон делают...»
Того пуще был сопровождавший Котяру и его спутницу малек — шустрый, явно из местных, даже вроде на глаза попадался как-то. Одет бедновато, но не в лохмотья. И Котяру не боится. Да и уголовницу, что с ним, — тоже. Так или иначе, это не киднэппинг. И то слава богу. Кто ж он есть? Китайчонок — не китайчонок... Для вьетнамца слишком приземист, для казаха — наоборот... А против света поглядеть, так и за славянина сойдет, есть у них там такие — скуластые и раскосые. На Святой Анне плюнуть нельзя, чтоб в такого не попасть. Метис. Точно — метис, как и все здесь.
В любом случае это была не та компания, которую ожидал и вроде уже не дождался Ставрос.
Мальчонка, как ни странно, приглянулся Косте.
«Есть попросит — накормлю, — решил он. — И спереть мелочь какую-нибудь дам. До полутора баксов включительно. А что сопрет — это точно. По глазам вижу. Но не стану „ухи крутить“. Если, конечно, хамить не будет».
Хамить мальчонка вроде не стал — чинно уселся на лавке справа от вальяжно развалившегося за самым удобным столиком Котяры и слева от стриженой уголовницы и принялся разглядывать их снизу вверх, как диковинных зверушек. Ноги у него до полу не дотянулись, а потому заплелись одна вокруг другой хитрым кренделем. Уголовница погладила малька по криво стриженной макушке.
От компании разило холодом, голодом. И кострами.
С видимым безразличием Коста выгрузился из-за стойки, обмахнул клетчатой салфеткой сначала соседний столик, а уж затем и тот, за которым устроились гости. Потом разместил на своей физиономии необходимый минимум вежливого внимания и осведомился, терпеливо глядя в пространство, чего, собственно, господам мастерам надобно.