В середине следующего дня Оливия уже заканчивала с разгрузкой «Сессны» на площадке перед ангаром частного сектора аэродрома под Филадельфией. Погода выдалась идеальной для длинного перелета — с попутным ветром и отличной видимостью. Она любовно похлопала свой самолет по фюзеляжу и улыбнулась Мэтью от переполнявшего ее восторга.
— Люблю этот самолет. Наверное, ты так же любил свою яхту.
— Ты замечательный пилот, — искренне отозвался Мэтью. — Я получил истинное наслаждение.
Она вспыхнула: Мэтью не из тех, кто разбрасывается комплиментами.
— Спасибо… Нам придется пройти таможенный контроль. Потом нас встретит папин шофер.
— Игра начинается, — весело сказал Мэтью.
Она нахмурилась.
— Умеешь ты спустить меня с небес на землю.
Мэтью засмеялся и обнял ее за плечи.
— Улыбайся, Оливия. С этого момента, дорогая, мы с тобой пара влюбленных. Без ума друг от друга, в постели и вне ее.
— Отстань!.. Нас здесь никто не видит.
Он приподнял бровь.
— Нам надо войти в образ. Не можешь же ты меняться то и дело. Так можно провалить все дело. Ты любишь меня, Оливия, привезла знакомиться с отцом и безумно счастлива.
— Безумно счастлива, — недовольно повторила она.
— Правильно.
Лицо Оливии окаменело, в желудке стало холодно, словно она целиком проглотила кусок льда. Как чудесно совершать безрассудные поступки! Только любое безрассудство влечет за собой определенные последствия.
Она сделала Мэтью предложение. Он принял его. А теперь она должна изображать, что любит его.
— Три месяца, — сказала она. — Звучит как смертный приговор.
— Ты делаешь это ради своего отца, не забывай. Который приговорен к смерти. Оливии стало стыдно. Как она могла забыть?! Неужели из-за Мэтью все улетучилось из ее головы?
— Я не забыла, — огрызнулась она. — Пошли. Чем быстрее мы справимся с этим, тем лучше. Шофера зовут Грег. Он работает у отца давно, еще меня на свете не было. У него трое внуков, которых он обожает.
— Так пойдем и сыграем в эту игру, любимая. Она резко повернулась к нему.
— Не называй меня так!
Он крепко взял ее за локоть.
— Почему?
Оливия сгоряча выпалила:
— Мелвин называл меня малышкой, Энди — дорогой и милой. Можешь называть меня так же хоть двадцать четыре часа в сутки, если тебе нужно. Но только не «любимая»!
— Кто называл тебя так? — спросил Мэтью, тяжело роняя каждое слово.
Никто. В том-то и дело. Это слово из ее мечты о человеке, которого она когда-нибудь полюбит. Детская греза сродни тем розовым лепесткам.
— Не твое дело, — резко ответила она.
— У тебя был еще один мужчина в жизни? И ты мне о нем не рассказала!