— В бейдевинд приведем через час.
— Есть!
— Это Евграф Иваныч накаркал! — сердито проговорил капитан. — Пошли, — прибавил он, спускаясь с мостика.
III
Они спустились вниз. Перед входом в каюту капитан заглянул в каютку вестового и крикнул:
— Рябка!
Тот вскочил на ноги и протирал сонные еще, бессмысленные глаза.
— Очнулся?
— Точно так, вашескобродие!
— По «медведю» нам. Остался?
— Никак нет. Самая ежели малость нестоящая, вашескобродие!
— Ой, Рябка! Зубы у тебя, видно, все целы, скотина! Зачем мало сварил кофе? Чтобы сию минуту был «медведь»!
— В один секунд! — проговорил вестовой и нырнул в буфетную.
— Присаживайтесь-ка, Евграф Иваныч. Он живо приготовит. Смышленая бестия!
Но Евграф Иванович прежде посмотрел на барометр.
— Поднимается! — баском протянул он и присел на стул около стола.
— И норд-вест, кажется, полегче стал. Штормягой не пахнет!
— И без того он вроде шторма.
— А главное — ледяной ветер…
Капитан повесил пальто и неожиданно воскликнул:
— И на кой дьявол адмирал турнул нас сюда. Стояли бы себе в Сан-Франциско… Славно там… не правда ли, Евграф Иваныч?
— Собственно, в каком смысле, Павел Львович?
— Во всяком смысле хорошо, Евграф Иваныч. И погода, и насчет провизии, и… ну, одним словом, настоящий порт!.. А то осматривай собачьи дыры в Охотском море.
— Видно, что так, Павел Львович. Вот, бог даст, завтра и Гижигу увидим. Трущобистый городок-с. Я был там двадцать лет тому назад, когда ходил на транспорте «Алеут».
— А из Гижиги в Камчатку… Бобров покупать! — засмеялся капитан.
— Ну, Петропавловск все же лучше Гижиги, Павел Львович.
— Такая же дыра… Рябка! Дьявол! — вдруг гаркнул капитан.
И Рябка уже показался в дверях, делая всевозможные акробатические усилия, чтобы сохранить равновесие.
— Не пролей, Рябка! Ой, смотри не пролей!
— Не сумлевайтесь, вашескобродие! — храбро отвечал вестовой, хотя душа его и была полна сомнений.
Вероятно, и Евграф Иванович, большой любитель «медведя», который, по его словам, был очень полезен для моряков, как предохранительное средство от всяких болезней, тоже сомневался относительно целости напитка, понимая затруднительное положение вестового, у которого, при изрядной качке, по стакану, обмотанному салфеткой, в каждой руке и ноги не вполне морские.
И старый штурман быстро поднялся со стула. Привыкший за тридцать пять лет службы, из которых по крайней мере пятнадцать провел в море, ходить во всякую качку, он направился к вестовому, благополучно принял от него два стакана, вызвав в Рябке благодарное чувство, благополучно донес их к столу и, передавая один из них капитану, промолвил: