Когда кузов наконец разрезали и вынули моего товарища, у него оказались раздавленными обе ноги, поврежден позвоночник, и он больше месяца провалялся в реанимации, пока смогли отправить его в Москву, правда, без особых надежд на благополучный исход.
Он все же выжил, но был полностью парализован и в тридцать четыре года стал инвалидом первой группы. Дорого обошлась ему эта «мода»!
Знаю я и еще один случай, происшедший на заре деколонизации Африки. Один из разведчиков был направлен в самый центр континента, где шла гражданская война. Ему было поручено разобраться в действительных целях, к достижению которых стремились несколько противоборствующих группировок, потому что на словах все они были за независимость и демократическое развитие, однако это не мешало им заниматься взаимным истреблением.
Вопрос о целях был далеко не праздным: нашему правительству необходимо было определить свою позицию в вопросе о признании того или иного движения в качестве единственного и законного представителя своего народа в ООН и об оказании ему соответствующей поддержки.
Выполняя это задание, разведчик определил, кто из лидеров является истинным борцом за национальную независимость, а кто ставленником неоколонизаторов, и, как журналист, поведал об этом мировой общественности. И тогда лидер скомпрометированной группировки не без подсказки тех, кто стоял за его спиной, приказал арестовать советского журналиста и посадить его в тюрьму. Но этого ему показалось мало: за время более чем двухмесячного заточения разведчика трижды выводили на ложный расстрел, каждый раз обставляя эту процедуру настолько достоверно, что ему и в голову не приходило, что все это организовано только с целью оказания на него психического воздействия. В последний раз даже сам лидер, ставший впоследствии президентом страны, не отказал себе в удовольствии дать очередь из автомата поверх его головы.
В итоге все обошлось, и после настойчивых требований Советского правительства разведчик был освобожден, но эти ночные прогулки к стене одного из бараков военного лагеря, изрешеченной пулями и забрызганной кровью жертв регулярных экзекуций, не прошли для него бесследно.
Спустя много лет мне довелось с ним поговорить об этих его злоключениях, и я спросил, о чем он думал, стоя под дулами автоматов и глядя в черное африканское небо, усыпанное невероятно яркими звездами. Честно говоря, я не ожидал, что он ответит, будто думал о Родине, о долге и других высоких материях, потому что вопрос этот был задан ему не на встрече со школьниками и не на научно-практической конференции по военно-патриотическому воспитанию молодежи, а в частной беседе между двумя профессионалами с глазу на глаз. Я не ошибся, хотя его ответ поразил меня своей неожиданностью: он ответил, что в тот, как он считал, последний вечер в своей жизни думал о женщине, которая его очень любит и ждет.