— До свидания, баво джан! — сказали мы, но гордый старик даже не оглянулся. Для всех нас это была очень памятная встреча.
...И вот теперь мы решили описать эту встречу в своем послании Арефу.
— Пиши ты, — сказал Аббас, — у тебя слог лучше.
Я взял перо и стал писать, а Аббас подошел к окну. И остановился, думая о чем-то.
— Ну, вот послушай,— сказал я, закончив свое послание.
Он слушал, не перебивая, потом сказал:
— Можно было и покороче. Но ничего, учитель поймет!.. Теперь надо про настроения солдат в эскадроне добавить... фактов побольше.
— Надо бы Пастура, — высказал я давнюю мысль,— -все-таки удивительный он человек. Как он тогда с Довуд-ханом столкнулся!
Но Аббас не согласился со мной.
— Если фамилию не называть, то все равно ничего не будет ясно, а называть опасно — мало ли что, — сказал он.
Я вздохнул и согласился, что называть фамилию в письме нельзя А про то, как прощались мы с Лениным, все-таки написал...
Утром, как обычно, мы выехали в патрульный объезд. Ночью прошел небольшой дождь, и земля была влажная, над горами клубился туман, небо было затянуто тучами. Ветер гнул черные ветви деревьев, забирался под одежду, и мы ехали согнувшись в седлах, сутулясь, пряча лица.
Черные поля тянулись по обе стороны дороги и были пустынны и печальны, словно заброшенные людьми.
Показались глинобитные домики селения. Летом, наверное, это прекрасное место: у каждого дома был разбит сад, и все село утопало в зелени. Но сейчас здесь было неуютно, пожалуй, оттого, что солнце не показывалось и дул студеный ветер. Людей не было видно, и только у крайней кибитки женщина набирала хворост, сложенный под навесом. Одной рукой она прижимала к себе уже большую охапку, а второй все подкладывала, видимо, готовясь топить печь. Нас не видала, занятая своим делом. Была она немолода, из-под платка выбивалась седая прядь.
Услышав топот копыт, она оглянулась, резко выпрямилась и изменилась в лице. Хворост посыпался ей под ноги. Секунду она смотрела на нас широко раскрытыми глазами — и вдруг дико закричала, бросилась бежать по грязной улице.
Аббас посмотрел на меня недоуменно. Я тоже ничего не понял. На крик женщины из домов выходили люди. Ее подхватили под руки и увели, успокаивая.
Улица снова опустела, но я чувствовал, что за нами наблюдают десятки глаз.
— Тут творится что-то неладное,— сказал Аббас,— надо выяснить, в чем дело.
Во дворе одного дома, за глиняным, размытым дувалом мы увидели старика, совсем дряхлого. Он смотрел на нас слезящимися глазами и беспрерывно тряс головой, может, от болезни, а может, приветствуя нас. Поздоровавшись с ним почтительно, как подобает со старшими, мы спросили, что это за женщина тут кричала и не случилось ли чего в селе?..